Счетная палата: ИПР регионов необходимо доработать

2024-й — последний год работы утвержденных индивидуальных планов развития (ИПР) регионов России. Конечно, сегодня власти уже анонсировали рассмотрение вопроса продления этого инструмента, однако вероятность того, что он сохранится в неизменном виде, низка. Счетная палата РФ провела анализ работы программы и озвучила ряд недоработок, которые, скорее всего, будут учтены.

Справка

В 2020 году Правительство РФ утвердило индивидуальные программы социально-экономического развития на 2020–2024 годы Курганской и Псковской областям, Алтайскому краю, республикам Марий Эл, Алтай, Тыва, Калмыкия, Адыгея, а также Чувашской Республике. Такое решение было принято из-за недостаточного уровня социально-экономического развития данных регионов. В 2021 году к ним присоединилась и Мордовия. С 1 января 2022 года комплекс мероприятий по реализации ИПР включен в федеральный проект «Развитие субъектов Российской Федерации и отдельных территорий».

Отбор регионов

Первый аспект, который заинтересовал федеральных аудиторов, — почему ИПР были разработаны именно для этих регионов. Конкретные правила отбора субъектов РФ для разработки ИПР нормативным правовым актом определены не были, а в методических рекомендациях Минэкономразвития России значится лишь, что перечень утвержден премьер-министром страны. Более или менее все понятно только с регионами ДФО и СКФО. Они не рассматривались для участия в программе, так как за их социально-экономическое развитие отвечали отдельные министерства.

На момент проработки решения Минэкономразвития России предложило разработать ИПР регионов, занявших наихудшие позиции в сводном рейтинге из четырех показателей, рассчитываемых за трехлетний период. Это среднедушевые денежные доходы населения, доля населения с денежными доходами ниже региональной величины прожиточного минимума, уровень безработицы и инвестиции в основной капитал на душу населения, естественно, без бюджетных вложений. Проанализировав и перепроверив все данные, Счетная палата пришла к выводу, что эти показатели у целого ряда регионов находятся на аналогичном или более низком уровне, чем у тех, для кого разработали ИПР. В число территорий, которые могли бы попасть в программу, входят Республика Хакасия и Томская область, а также, несмотря на профильные министерства, все регионы в составе СКФО (кроме Ставропольского края) и наименее развитые регионы ДФО (Еврейская автономная область, Республика Бурятия и Забайкальский край).

А вот Республика Адыгея по большинству параметров характеризуется значительно лучшими показателями, чем все остальные регионы с ИПР, и, по мнению аудиторов, не должна относиться к регионам с низким уровнем социально-экономического развития. Таким образом, подход к отбору регионов необходимо в будущем обновить.

Недостатки ИПР

Не обошла Счетная палата стороной и особенности разработки индивидуальных планов развития. Решение о старте работ над ИПР было принято в самом начале 2019 года, а соответствующие рекомендации Минэка подоспели только спустя полгода. По мнению аудиторов, это привело к ряду недостатков:

• нереалистичные целевые показатели;
• установка целевых показателей на весь срок реализации программы без учета времени реализации конкретных мероприятий;
• несоответствие содержания ряда мероприятий реальным объемам финансирования;
• наличие в программах большого количества мероприятий, предполагающих только проработку вопросов, а также нефинансовых мероприятий, направленных на принятие решений на уровне ФОИВ по предложениям субъектов РФ.

Рисунок 1. Корректировки ИПР

Наглядный пример — докапитализация Фонда микрофинансирования Курганской области для поддержки субъектов МСП. Сначала в качестве целевого показателя новых рабочих мест авторы плана указали 1,2 тысячи, однако к четвертой редакции ИПР их уже было 127. То же самое можно сказать и о плановом показателе налоговых отчислений: он снизился с 77,5 миллиона рублей до 21,3 миллиона рублей. А вот ИПР Калмыкии в первой редакции предусматривал к 2024 году увеличение инвестиций в основной капитал на душу населения в 2,6 раза и сокращение доли населения с денежными доходами ниже региональной величины прожиточного минимума в 2,3 раза по отношению к 2018 году. При этом показатель был установлен только на 2024 год, его динамика в период 2020–2023 годов отсутствовала. Еще пример: изначальная редакция ИПР Республики Алтай содержала пять мероприятий с формулировками «проработка», например «проработка вопроса о реализации национального проекта...». В общем, корректировок было много (рисунок 1). Конечно, они устранили часть проблем. Но это скорее техническое сглаживание недостатков ИПК.

Эффективность ИПР

Пожалуй, самый неожиданный вывод анализа эффективности ИПР Счетной палаты связан как раз с полезностью программы. Согласно отчету, оценить вклад ИПР в развитие регионов представляется затруднительным. Доля ИПР от поступивших в регионы межбюджетных трансфертов в 2020–2022 годах составляла от 1,3 до 8,5%. Таким образом, реализация ИПР из-за их масштаба изначально не может привести к кардинальным изменениям социально-экономического развития в субъектах РФ. Ежегодно выделяемый на программу миллиард рублей практически не меняет общей конфигурации консолидированных бюджетов регионов. Данные о финансировании ИПР регионов по итогам первого полугодия 2023 года, представленные уполномоченными органами исполнительной власти соответствующих субъектов РФ, приведены в таблице 1.

Таблица 1. Данные о финансировании ИПР регионов по итогам первого полугодия 2023 г., представленные уполномоченными органами исполнительной власти соответствующих субъектов РФ

Рисунок 2. Роль расходов федерального бюджета на реализацию ИПР в консолидированных бюджетах субъектов РФ с низким уровнем социально-экономического развития в 2020–2022 гг.

Наиболее значимую роль при формировании бюджета средства на реализацию ИПР играют в Республике Калмыкия — на них приходится 4,1% всех доходов консолидированного бюджета региона (рисунок 2). Сравнительно значимы они и для Республики Алтай, где формируют порядка 3,1% всех доходов, а также для Республики Адыгея (2,5%). В остальных регионах средства формируют менее 2% всех доходов. Самое низкое потенциальное влияние механизм оказывает на развитие Алтайского края, где эта сумма обеспечивает лишь 0,6% всех доходов бюджета региона.

В расчете на одного жителя суммы также выходят несущественные. А если вспомнить о том, что одинаковые деньги выделяются на развитие очень разных по численности регионов, то дифференция их вклада вообще становится налицо. Так, в Алтайском крае механизм обеспечивает приток трансфертов в размере чуть больше 435 рублей на одного жителя в год. В небольших по числу жителей республиках Алтай, Калмыкия и Тыва — 4,5, 3,7 и 3 тысячи рублей на одного жителя в год соответственно. В свете этих цифр предложения регионов, реализующих ИПР, об увеличении финансирования не кажутся необоснованными.

Однако есть и другая статистика, про которую Счетная палата также не умолчала. В 2020–2022 годах регионы, в которых реализуются ИПР, в целом повторяли общероссийскую динамику, показывая при этом результаты несколько лучше среднего по стране. В то же время другие регионы с низким уровнем социально-экономического развития, живущие без ИПР, демонстрировали существенно худшую динамику. В частности, это регионы СКФО, где заметно выросла безработица и значительно сильнее среднего по стране сократились доходы населения. Такая же ситуация сложилась в наименее развитых регионах ДФО, где в отличие от большинства территорий страны практически не сокращался уровень бедности. Связаны ли лучшие показатели в регионах с ИПР непосредственно с реализацией программы, или это все-таки более ранний тренд, до конца не понятно никому. Но аудиторы признают, что, несмотря на небольшой масштаб влияния ИПР, формат их разработки и индивидуальная работа федеральных органов власти с регионами позволили сформировать ряд мероприятий, которые могут дать значимые локальные эффекты в отношении конкретных параметров и процессов на местах.

Кстати, сами регионы полностью уверены в эффективности программы (таблица 2). Например, Правительство Республики Алтай заявило, что именно реализация ИПР позволила выработать дополнительные механизмы для дальнейшего развития региона. Правительство Курганской области отметило, что реализация мероприятий индивидуальной программы оказала положительное влияние на укрепление бюджетной устойчивости региона. За 2020–2022 годы налоговые и неналоговые доходы области выросли на 144%, был стабилизирован государственный долг Курганской области. Его отношение к собственным доходам снизилось с 88,3% на начало 2020 года до 58,1% по итогам 2022 года.

Таблица 2. Сведения о созданных в результате реализации ИПР по состоянию на 1 июля 2023 г. рабочих местах и привлеченных инвестициях (по данным органов исполнительной власти регионов)

Рисунок 3. Структура управления реализацией ИПР по методическим рекомендациям

Кураторы и финансирование

Отличительная особенность программы — действительно сложная система управления (рисунок 3). Общую координацию ИПР осуществляет председатель Правительственной комиссии по региональному развитию в РФ. Также координирует реализацию программ и ведет методологическую поддержку Минэкономразвития. Несмотря на то что методические рекомендации не вносят ясности в разграничение полномочий председателя комиссии и министерства, дальнейшее устройство управления ИПР еще более замысловато. Индивидуальные планы регионов разрабатывают кураторы — федеральные органы исполнительной власти, ответственные за свой регион. В число кураторов ИПР вошли и Минэкономразвития, и Минфин России.

При этом кураторами отдельных регионов определены отраслевые ФОИВ, в задачи и функции которых не входит формирование и реализация государственной политики в области социально-экономического развития, инвестиционной деятельности и государственных инвестиций, создания и функционирования особых экономических зон. Так, Минсельхоз России отвечает за Республику Адыгея, Минтруд — за Алтайский край, Минприроды — за Республику Калмыкия, Минстрой — за Республику Марий Эл, а Минпромторг — за Псковскую область и Чувашскую Республику. При этом методические рекомендации не предусматривают участия органов исполнительной власти субъектов РФ в процессе формирования собственных ИПР. Они могут только давать своему ФОИВ рекомендации, а потом предоставлять отчет о ходе реализации мероприятий. Счетная палата отмечает, что ИПР регионов, которые курирует Минэкономразвития, отличаются более широким и проработанным набором мероприятий по сравнению с ИПР регионов отраслевых министерств. В связи с этим аудиторы предлагают сделать Минэкономразвития России куратором всех ИПР регионов.

Сложная система управления не превзошла хаотичности финансирования программы. Для реализации ИПР никто не сформировал единый механизм в формате типового межбюджетного трансферта или нескольких трансфертов на реализацию программы. В общей сложности при реализации ИПР 10 субъектам было предоставлено 12 различных межбюджетных трансфертов, из которых шесть — это субсидии и еще шесть — иные межбюджетные трансферты. При этом для разных регионов были сформированы разные модели реализации. Кстати, количество трансфертов слабо соотносится с набором мероприятий. Например, ИПР Алтайского края, который получает четыре трансферта, включает в последней редакции только шесть мероприятий, а в ИПР Республики Алтай приходит один трансферт на 42 мероприятия.

Как федеральный орган, Счетная палата захотела все привести к единому знаменателю, но такому, который удобнее самим регионам. Увы, их мнения разделились. Половина субъектов РФ придерживается мнения, что предпочтительной моделью финансирования является предоставление одного трансферта. Так считают республики Адыгея, Алтай, Карелия, Тыва и Курганская область. Другая половина занимает позицию, что получение нескольких отраслевых трансфертов предпочтительнее. Это Чувашская Республика, Алтайский край, Республики Калмыкия, Марий Эл и Псковская область.

Преимущества одного межбюджетного трансферта:

• возможность оперативного перераспределения бюджетных средств между программными мероприятиями в случае образования экономии средств или при возникновении непредвиденных обстоятельств;
• возможность централизации полномочий по управлению мероприятиями ИПР;
• сокращение количества отчетности.

Но у такого метода есть и недостатки. Предоставление одного межбюджетного трансферта требует дополнительного согласования между ГРБС, а это может привести к размыванию ответственности исполнителей.

В качестве преимуществ предоставления нескольких отраслевых трансфертов органы исполнительной власти регионов отметили возможность оперативного решения вопросов финансового обеспечения мероприятий с соответствующим ФОИВ без дополнительных этапов межведомственного согласования. Недостаток — вероятность возврата невостребованных средств из-за длительности процедуры согласования перераспределения между ФОИВ. Все уже привыкли к своей модели финансирования, поэтому считают ее оптимальной. Сохранится ли подобная демократия на новом этапе ИПР, скорее всего, мы узнаем уже скоро.

Вахруков Дмитрий Сергеевич

Дмитрий Сергеевич Вахруков, заместитель министра экономического развития РФ

Реализация мероприятий индивидуальных программ развития (ИПР) стала существенным фактором развития экономики регионов. За последние три года завершено 82 мероприятия, что позволило создать 12 тысяч новых рабочих мест, привлечь более 90 миллиардов рублей частных инвестиций. Кассовое исполнение программы находится на достаточно высоком уровне — 98,2%.

В последний год реализации программы мы уже видим хорошие результаты и позитивную динамику регионов по верхнеуровневым показателям за 2020–2023 годы. Уровень безработицы снизился по сравнению со среднероссийским уровнем в 2,5 раза. По темпам снижения уровня бедности девять из десяти регионов вошли в число лучших и средних в России. В семи из десяти регионов в 2020–2022 годах отмечается положительная динамика объема инвестиций по сравнению с периодом 2015–2019 годов.

Таких результатов удалось добиться благодаря возможности сочетать механизм ИПР с другими механизмами поддержки Правительства России. Например, построить обеспечивающую и иную инфраструктуру для особых экономических зон, промышленных парков.

С учетом анализа результатов реализации мероприятий ИПР Минэкономразвития России предлагает продлить программу до 2030 года, при этом обновив критерии отбора регионов и методологические подходы к формированию, направленные на повышение эффективности их реализации.

Рябухин Сергей Николаевич

Сергей Николаевич Рябухин, первый заместитель председателя Комитета Совета Федерации по бюджету и финансовым рынкам

В Совете Федерации 3 октября 2023 года прошли парламентские слушания на тему «О параметрах проекта федерального бюджета на 2024 год и на плановый период 2025 и 2026 годов». Участники слушаний отметили успешность практики реализации ИПР и сочли целесообразным рассмотреть вопрос о продлении их действия, а также об увеличении количества субъектов РФ, в отношении которых утверждаются указанные программы.

По мнению участников парламентских слушаний, особое внимание следует уделять развитию экономического потенциала субъектов РФ, обеспечению их самодостаточности и созданию условий для максимально полного и эффективного использования ими своих ресурсов в целях повышения качества жизни проживающих в них граждан. По итогам слушаний в рекомендациях Правительству РФ была отмечена необходимость проработки вопроса о дополнительных мерах поддержки бюджетов субъектов РФ, в которых доходы граждан существенно ниже среднероссийских показателей.

Вызывает сожаление, что на момент проработки решения о формировании ИПР регионов Минэкономразвития России было предложено разработать ИПР только для 10 субъектов РФ, занявших наихудшие позиции по сводному рейтингу из четырех предусмотренных показателей, рассчитываемых за трехлетний период. В целом выводы и рекомендации, представленные в докладе Счетной палаты, являются обоснованными и могут быть использованы при разработке мер поддержки бюджетов субъектов РФ, в которых доходы граждан существенно ниже среднероссийских показателей.

Зубаревич Наталья Васильевна

Наталья Васильевна Зубаревич, профессор географического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова

Сомнения по поводу эффективности индивидуальных программ развития (ИПР) для отстающих регионов возникали у экспертов с самого начала их реализации. Проведенный Счетной палатой детальный и высококвалифицированный аудит этих программ во многом эти сомнения подтвердил. Не затрагивая собственно аудиторскую часть доклада, связанную с анализом бюджетных расходов, хотелось бы поддержать обоснованные выводы, которые в нем сделаны. Эти выводы позволяют оценить ситуацию с ИПР более широко и концептуально, и как эксперт могу к ним только присоединиться.

1. Объективно оценить вклад именно ИПР в развитие региона действительно сложно. Во-первых, целевые показатели программ неоднократно менялись, что показано в докладе. Показатели создания рабочих мест изначально были завышенными, а потом корректировались под фактические результаты. Для капитального строительства негативную роль сыграло сильное удорожание стройматериалов в 2021–2023 годах, не учтенное в параметрах финансирования ИПР. Во-вторых, еще сложнее оценить влияние общероссийских изменений на динамику развития отобранных для поддержки регионов. Например, в 2023 году промышленность Псковской области быстро росла, как и Курганской, но это никак не связано с ИПР. А в Карелии в 2022 году был существенный спад производства и доходов населения из-за влияния санкций на лесоперерабатывающий комплекс. В турбулентные периоды влияние внешних для региона факторов может оказаться доминирующим, что совсем не позволяет оценивать вклад ИПР.

2. Унифицированный подход, заложенный в методических рекомендациях Минэкономразвития России для разработки ИПР, вряд ли можно считать оптимальным, поскольку у отобранных регионов существенно различаются проблемы и условия развития. Сильно депопулирующие и длительно депрессивные Псковскую область или Республику Карелия невозможно подтягивать по той же схеме, что республики Калмыкия, Алтай или Тыва, где почти нет промышленности и совсем другая демографическая ситуация.

3. Отбор регионов для поддержки вызывает вопросы не только у авторов доклада, но и у экспертов. Если продолжать эти программы, нужны четкие и проверяемые критерии отбора регионов.

4. Выделение четырех социально-экономических показателей, которые являются критериями оценки ИПР, представляется чрезмерно обобщенным. Так, для депрессивных индустриальных регионов проблема безработицы с 2023 года явно уходит на третий план, чего нельзя сказать о республиках юга Сибири и Калмыкии. Есть вопросы и к изменениям состава показателей, принятым Минэкономразвития в 2022 году. Два показателя теперь измеряют динамику (рост инвестиций в основной капитал и реальных душевых доходов населения), но в условиях исходно низких значений инвестиций и душевых доходов более высокие темпы роста обеспечивает просто эффект низкой базы.

5. Следует согласиться с докладом и в том, что система кураторства отстающих регионов с ИПР разными федеральными министерствами выглядит нетехнологичной, более адекватно общее кураторство профильного Минэкономразвития.

6. Самый очевидный вывод — недостаточное финансирование ИПР из федерального бюджета, что детально показано в докладе. Решить большие и давно накопившиеся проблемы этих регионов за малые деньги невозможно.

7. Доклад выявил общую проблему низкой результативности и слабого влияния ИПР на социально-экономическую ситуацию в регионах с низким уровнем социально-экономического развития. Означает ли это, что такие программы не нужны? Их в любом случае нужно довести до конечной даты (2024 год) и затем переформатировать с учетом предложений Счетной палаты для более точного выбора регионов и улучшения возможностей оценки результатов. Но без существенного роста объемов финансирования этих программ не стоит ждать заметного повышения их результативности.

Климанов Владимир Викторович

Владимир Викторович Климанов, директор Центра региональной политики РАНХиГС при Президенте РФ, директор Института реформирования общественных финансов

Поддержка отсталых или слаборазвитых регионов — традиционная задача, решаемая в разных странах мира. При этом есть два основных пути ее решения: либо создавать механизм того или иного ранжирования регионов и пропорционального предоставления им финансовой поддержки, либо специально выделить по каким-либо заданным критериям наиболее нуждающиеся территории и разработать специальные инструменты, стимулирующие их развитие. Можно сочетать сразу оба механизма. Каждый из них имеет достоинства и недостатки, поэтому остановиться на одном — значит что-то потерять в общей конструкции регулирования регионального развития. Как правило, первый механизм используется для формирования более долгосрочных правил, а второй — применяется в случаях, когда нужно придать особый импульс тому или иному региону для вывода его на траекторию более устойчивого и самостоятельного развития.

Так и случилось в нашей стране в 2019 году, когда было принято решение добавить к традиционному распределению дотаций на выравнивание бюджетной обеспеченности субъектов РФ разработку и реализацию индивидуальных программ социально-экономического развития отсталых регионов. Такие регионы были отобраны по установленным критериям, хотя, как показано в докладе Счетной палаты, четкой и открытой методологии составления списка данных десяти субъектов нет.

Как бы то ни было, программы в итоге были приняты и стали реализовываться, в том числе за счет специально определенных в федеральном бюджете финансовых средств.

В то же время следует отметить, что, помимо методологических вопросов отбора регионов с низким уровнем развития, данный инструмент столкнулся с рядом других сложностей. Прежде всего старт индивидуальных программ пришелся на сложный пандемийный 2020 год, когда многие регионы испытывали необходимость принятия оперативных, нередко — ресурсозатратных и болезненных антикризисных мер. При отсутствии возможностей бюджетного маневра делать это было непросто. Для федерального центра ситуация также оказалась неожиданной, и он вынужденно пошел на кардинальное увеличение объема межбюджетных трансфертов. По итогам года они выросли более чем в полтора раза и составили около четверти доходов региональных бюджетов, что ранее в новейшей истории случалось лишь однажды, в кризисном 2009 году.

Вследствие этого закладываемые в индивидуальных программах субсидии в один миллиард рублей каждому региону буквально утонули в гигантском финансовом потоке межбюджетных трансфертов из федерального бюджета. В следующие годы суммы практически не пересматривались. В итоге значимость данных программ оказалась существенно ниже, чем проектировалось при их запуске.

Другой не получивший ответа вопрос, связанный с индивидуальными программами отсталых субъектов РФ, — это сам статус таких документов. Дело в том, что в нашей стране в последние годы сложился и получает развитие инструмент государственных и муниципальных программ, указанных среди документов стратегического планирования в Федеральном законе от 28 июня 2014 года № 172‑ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации» и прописанных в статье 179 Бюджетного кодекса. Для государственных программ, принимаемых на федеральном уровне, существует сложившийся пакет подзаконных актов, сформирована практика их реализации. Аналогичное регулирование «своих» государственных программ существует и в каждом субъекте РФ.

Однако анализируемые Счетной палатой индивидуальные программы не входят в перечень государственных программ РФ (хотя все утверждены федеральным правительством), так же, как и в перечни госпрограмм регионов, в которых они реализуются. В связи с этим отдельные эксперты ставят под сомнение корректность следования принципу разграничения полномочий в сфере стратегического планирования, который обозначен в законодательстве, поскольку программы для развития регионов принимаются на федеральном уровне. По своей сути индивидуальные программы более всего напоминают практику федеральных целевых программ, принимавшихся в 1990-е и 2000-е годы в отношении многих регионов и отдельных территорий.

Наконец, существуют развилки и в перспективах индивидуальных программ, в том, на какие регионы в дальнейшем они должны быть направлены; нужно ли менять их содержание, объемы финансирования из федерального бюджета, в том числе и с учетом проведенных Счетной палатой оценок их эффективности.

Как бы то ни было, индивидуальные программы социально-экономического развития отсталых субъектов РФ прошли свой первичный путь, показав необходимость данного инструмента наряду с другими инструментами региональной политики. Отказываться от них полностью нецелесообразно, поскольку различия в развитии российских регионов остаются немалыми.

Чепик Александр Евгеньевич

Александр Евгеньевич Чепик, первый заместитель главы Республики Карелия, премьер-министр Правительства Республики Карелия

Начну с того, что мероприятия индивидуальной программы социально-экономического развития Республики Карелия на 2020–2024 годы были предложены Правительством Республики Карелия в целях обеспечения динамичных темпов экономического роста за счет повышения эффективности использования экономического потенциала, а также потенциала уникального природно-территориального комплекса региона. С 2020 года — с начала реализации программы — мы полностью завершили уже 19 мероприятий из 40 запланированных. Это позволило нам создать 1151 новое рабочее место, или 105,2% плана на 2024 год (1094 рабочих места), и привлечь в республику более 13 миллиардов рублей инвестиций, или 135,9% плана на 2024 год (9,8 миллиарда рублей). На каждый рубль из федерального бюджета приходится 3,29 рубля внебюджетных инвестиций.

Что касается целевых показателей реализации мероприятий программы, то стоит отметить, что часть из них уже были выполнены по итогам первого квартала 2023 года:

• темп роста (индекс роста) физического объема инвестиций в основной капитал, за исключением инвестиций инфраструктурных монополий (федеральные проекты) и бюджетных ассигнований федерального бюджета, к 2020 году составил 150,2% (по итогам 2022 года) при плановом значении 107,6%;
• уровень безработицы составил 5,8% при плановом значении 7,7%;
• уровень бедности составил 13% при плановом значении 13,8%.

В первом полугодии 2023 года реальные денежные доходы населения составили 103,4% к аналогичному периоду 2022 года (в первом квартале 2023 года — 101,5% к первому кварталу 2022 года, во втором квартале — 105,5 % ко второму кварталу 2022 года) и 98% — к первому полугодию базового 2020 года.

Однако в ходе реализации программы мы столкнулись с необходимостью корректировки как перечня мероприятий, так и ряда целевых показателей. Вместе с тем, оценивая эффективность программы как инструмента развития территорий, стоит отметить, что механизм реализации ИПР, разработанный Правительством РФ и апробированный на 10 регионах, в том числе Республике Карелия, за год до завершения реализации показал положительные результаты.

Доклад и выводы, сделанные Счетной палатой РФ, демонстрируют, что во всех регионах с действующими индивидуальными программами наблюдается ускоренное развитие в сравнении со средними показателями по стране. Безусловно, необходимо продление реализации индивидуальных программ на новый период с целью сохранения устойчивого развития регионов. Сегодня Республика Карелия ставит перед собой амбициозные задачи и рассчитывает на поддержку федерального центра в продлении индивидуальных программ социально-экономического развития.

А. Ю. Ольховая