Егор ГАЙДАР, директор Института экономики переходного периода
Из выступления на конференции, посвященной 10-летию Российской экономической школы
Когда речь заходит об экономических проблемах России, то обсуждение их (видимо, в силу огромных размеров страны) почти всегда, по выражению Л. Арона, вырвано из контекста. Оно ведется так, будто нет трех десятков других стран, которые, выйдя из социализма, решают проблемы, схожие с нашими.
Это замечание Л. Арона я отнес бы в первую очередь к теме экономического роста, который начался в России в 1999 г. В отечественной литературе доминируют две концепции объяснения природы этого роста. Первая связывает его с реальным обесцениванием рубля после кризиса 1998 г. и благоприятной конъюнктурой рынка нефти. Вторая причиной этого экономического роста называет реформы, которые проводит российское правительство в условиях политической стабилизации, наступившей после выборов 2000 г. Действительно, проводимые сегодня реформы крайне важны для долгосрочных перспектив роста. Для России конъюнктура рынка нефти и реальный курс — важнейшие факторы макроэкономической политики, влияющие на рост. Но сама природа нынешнего роста все-таки, по моему глубокому убеждению, иная.
Особенности экономической жизни у каждого из постсоветских государств — свои, но проявляются они повсеместно на фоне экономического роста.
Весь процесс постсоциалистического перехода — это процесс постепенного перераспределения ресурсов из тех видов деятельности и предприятий, которые не могут функционировать в условиях рынка, в те виды деятельности, которые оказываются в условиях рынка востребованными. Разумеется, этот процесс не может осуществиться немедленно, что называется, в один момент. Всегда возникают трения. И на первой стадии объем высвобождения ресурсов всегда превышает объем их использования в новых производствах. А точка перегиба остается позади лишь после того, как объем вовлекаемых в производство ресурсов превышает объем высвобождаемых ресурсов из ранее занятых в неэффективных отраслях. Такова, собственно, природа постсоциалистического перехода.
Возникает, естественно, проблема модернизации, связанная с крахом старой системы хозяйствования и временем, необходимым для того, чтобы заработали рыночные институты. Это второй важный фактор, определяющий ход постсоциалистической рецессии. А после того, как институты налажены и стали функционировать, начинается постсоциалистическое восстановление.
Формирование рыночной системы хозяйственных связей, перераспределение критической массы ресурсов в рыночные секторы, адаптация менеджмента к работе в условиях рынка — все это важнейшие факторы перехода к стадии постсоциалистического роста. Этот процесс мы наблюдали в первой половине 90-х гг. в Восточной Европе, в конце 90-х гг. — в государствах СНГ. На него накладываются специфика национальной макроэкономической ситуации, динамика цен на основную продукцию экспорта–импорта, курсовая политика. Все они существенно влияют на национальные траектории роста, но в рамках общего процесса постсоциалистического восстановительного роста. Таблица
Является ли подобного рода восстановительный рост явлением для нашей страны новым? Нет, не является. Мы сталкивались с аналогичными проблемами после революции и Гражданской войны. И именно тогда известным российским экономистом В. Громаном был введен в экономический оборот сам термин «восстановительный рост». Кстати, замечу: согласно Громану, при всем значении разрушения материального богатства в ходе революции и Гражданской войны важнейшим фактором падения производства в то время было нарушение хозяйственных связей.
Конечно, наш восстановительный рост существенно отличается от того, что наблюдалось после революции и Гражданской войны. Во-первых, уровень падения производства в 1991–1998 гг. был существенно ниже, чем во время революции и Гражданской войны. Потому и темпы восстановления сейчас тоже более низкие.
Во-вторых, российская экономика периода нэпа, при всем ее своеобразии, была в целом рыночной, как и российская экономика 1913 г. В этой связи формирующиеся хозяйственные структуры — при всех их отличиях (существенно меньшая доля внешней торговли в ВВП, меньшая товарность сельского хозяйства, большая роль государственного сектора и т. д.) — гораздо в большей степени напоминали структуру российской экономики 1913 г., чем структура носящей рыночный характер экономики, которая формируется сегодня, напоминает структуру социалистической экономики РСФСР 1990 г.
Тем не менее, ряд процессов, характерных для восстановительного роста периода НЭПа, проявляются и в сегодняшней России.
Первая характерная черта восстановительного роста — это его неожиданность. Громан обращал внимание на то, что никто в Госплане не ожидал тех темпов восстановления промышленности, которые были обеспечены после стабилизации хозяйственных связей и финансовой стабилизации в 1923–1924 хозяйственном году. Госплан исходил из того, что без масштабных капиталовложений объем промышленного производства можно довести к 1927–1928 гг. лишь до 50% довоенного уровня. На деле, к 1927–1928 гг. промышленное производство вышло примерно на уровень 1913 г. (статистика несовершенна: оценки колеблются от 90 до 110%; но общей картины это не меняет).
Причины ошибок в прогнозах тесно связаны с самим характером восстановительного роста. Практически используемые методы прогнозирования ВВП опираются на то или иное сочетание экстраполяции тенденций предшествующего периода, прогнозную динамику факторов производства и опережающие индексы экономической конъюнктуры. Нетрудно понять, что все это мало пригодно для прогнозирования всплеска экономической активности, обусловленного стабилизацией хозяйственных связей.
Так что рост приходит неожиданно, как приятный сюрприз.
Но дальше приходится иметь дело со вторым сюрпризом — неприятным.
Выясняется, что восстановительный рост по своей природе носит затухающий характер, что темпы его на уровне достигнутого максимума не удерживаются и начинают существенно снижаться. Механика этого процесса тоже понятна: восстановительный рост обеспечивается использованием уже созданных мощностей и подготовленной квалифицированной рабочей силой. Он происходит при достаточно скромных капитальных вложениях. А эти ресурсы быстро исчерпываются, и вскоре проявляются проблемы их дефицита.
Падение темпов роста после достижения пиковых значений и вовлечения в хозяйственный оборот наиболее доступных ресурсов порождает оживленные экономико-политические дебаты о причинах затухающих темпов роста и путях их повышения. Если первоначально экстремально высокие темпы роста начала восстановительного периода воспринимаются и властью, и экспертным сообществом в качестве, как отмечалось выше, неожиданного, приятного, но трудно объяснимого сюрприза, то затем и политическая элита, и общество как бы привыкают ориентироваться на эти аномально высокие темпы периода первого скачка после стабилизации, как на ориентир для выработки политики, как на точку отсчета в оценке проводимой политики. Это очень хорошо известно всем, кто анализировал нэп.
Если бы большинству нынешних участников дискуссии о дальнейших путях экономического развития России в 1998–1999 гг. сказали, что российская экономика в 2002 г. будет расти темпами около 4% в год, то они, думаю, восприняли бы этот прогноз как крайне оптимистичный. Но вот сейчас темпы роста воспринимаются как затухающие.
Далее возникает проблема. Для того чтобы обеспечить экономический рост, выходящий за пределы собственно восстановления — то есть экономический рост, который ориентируется уже не на вовлечение старых производственных мощностей, а на создание новых производственных мощностей, на обновление основных фондов, на привлечение новой квалифицированной рабочей силы — необходим совершенно другой уровень эффективности функционирования экономической системы. Одно дело, когда вы добиваетесь того, чтобы существующий завод начал работать и принял обратно старую рабочую силу. Другое дело, если вы хотите заставить людей вкладывать деньги в долгосрочные инвестиционные проекты с достаточно медленной окупаемостью (очевидно, что именно этого предстоит добиться, чтобы восстановительный рост сменился ростом, который идет уже на своей собственной основе).
На мой взгляд, то, что делает правительство, в целом вполне логично. Многое ориентировано на решение именно этой проблемы — создание в России благоприятного инвестиционного климата. Но это длительный процесс. Структурные реформы дают свои результаты с большим лагом.
Теперь посмотрим на все это с точки зрения экономико-политического контекста. Логика рассуждений людей, которые хотели бы «подстегнуть» рост, примерно такова. Президент доверил правительству, вложил в его программу огромный политический капитал. Оно приступило к ее реализации, начало некие реформы. А что в результате? Темпы роста упали в два раза. Так, может быть, все делается неправильно? Может быть, надо радикально менять курс?
Именно подобного рода угрозы, на мой взгляд, представляют в высшей степени серьезную проблему для сегодняшней России. Напомню, что председатель Совнаркома А. Рыков первый раз подал в отставку в марте 1928 г. именно в ответ на настойчивые призывы товарищей закладывать более амбициозные планы развития производства. Я не мог забыть об этом, слушая весной прошлого года пожелания иметь более амбициозные планы, высказанные в адрес нынешнего правительства. К счастью, пока практических последствий все это не имело. Правительство пока не решило: надо ли накачивать экономику дополнительными деньгами, или смягчать бюджетную политику, или придумывать неразумные эксперименты со свободными экономическими зонами, чтобы подстегнуть затухающий рост. Но в какой степени и насколько хватит прочности в проведении этой политики, какой окажется ее поддержка — это только время покажет.
В связи со сказанным определенный риск заключает в себе возможная пауза в росте в течение 2003–2005 гг. Страшна даже не пауза сама по себе — значение того, каким образом повлияют темпы восстановительного роста в 2003–2005 гг. на долгосрочные перспективы России, достаточно ограничено. Страшна пауза в замедлении, а то и приостановке структурных преобразований, которые гораздо важнее краткосрочных колебаний показателей роста в той ситуации, в которой находится сегодня Россия.
Нет иного разумного ответа на трудности, связанные с исчерпанием ресурсов восстановительного периода, чем ускорение структурных реформ и поддержание консервативной денежной и финансовой политики для формирования предпосылок устойчивого экономического роста на базе эффективного набора рыночных институтов.
Но структурные реформы — мало того, что результаты их сказываются спустя довольно продолжительное время — эти реформы требуют также комплиментарности. Для того чтобы создать благоприятный инвестиционный климат, мало провести налоговую реформу, мало проводить разумную курсовую политику, мало снизить государственные расходы. Надо, чтобы эффективно функционировала судебная система, чтобы была защищена реально собственность, чтобы была менее коррумпированная бюрократия. Короче говоря, нужно очень много всего, что требует большой длительной работы. А нулевые темпы роста могут быть в следующем году, и через год, и через два.
Отсюда значимость задачи избежать паники, суеты при формировании экономической политики на ближайшие годы. Нет другого разумного ответа на трудности, связанные с исчерпанием ресурсов восстановительного периода, чем ускорение структурных реформ и поддержание консервативной денежной и финансовой политики для формирования предпосылок устойчивого экономического роста на базе эффективного набора рыночных институтов.
Журнал «Бюджет» №2 февраль 2003 г.
Из выступления на конференции, посвященной 10-летию Российской экономической школы
Когда речь заходит об экономических проблемах России, то обсуждение их (видимо, в силу огромных размеров страны) почти всегда, по выражению Л. Арона, вырвано из контекста. Оно ведется так, будто нет трех десятков других стран, которые, выйдя из социализма, решают проблемы, схожие с нашими.
Это замечание Л. Арона я отнес бы в первую очередь к теме экономического роста, который начался в России в 1999 г. В отечественной литературе доминируют две концепции объяснения природы этого роста. Первая связывает его с реальным обесцениванием рубля после кризиса 1998 г. и благоприятной конъюнктурой рынка нефти. Вторая причиной этого экономического роста называет реформы, которые проводит российское правительство в условиях политической стабилизации, наступившей после выборов 2000 г. Действительно, проводимые сегодня реформы крайне важны для долгосрочных перспектив роста. Для России конъюнктура рынка нефти и реальный курс — важнейшие факторы макроэкономической политики, влияющие на рост. Но сама природа нынешнего роста все-таки, по моему глубокому убеждению, иная.
Особенности экономической жизни у каждого из постсоветских государств — свои, но проявляются они повсеместно на фоне экономического роста.
Весь процесс постсоциалистического перехода — это процесс постепенного перераспределения ресурсов из тех видов деятельности и предприятий, которые не могут функционировать в условиях рынка, в те виды деятельности, которые оказываются в условиях рынка востребованными. Разумеется, этот процесс не может осуществиться немедленно, что называется, в один момент. Всегда возникают трения. И на первой стадии объем высвобождения ресурсов всегда превышает объем их использования в новых производствах. А точка перегиба остается позади лишь после того, как объем вовлекаемых в производство ресурсов превышает объем высвобождаемых ресурсов из ранее занятых в неэффективных отраслях. Такова, собственно, природа постсоциалистического перехода.
Возникает, естественно, проблема модернизации, связанная с крахом старой системы хозяйствования и временем, необходимым для того, чтобы заработали рыночные институты. Это второй важный фактор, определяющий ход постсоциалистической рецессии. А после того, как институты налажены и стали функционировать, начинается постсоциалистическое восстановление.
Формирование рыночной системы хозяйственных связей, перераспределение критической массы ресурсов в рыночные секторы, адаптация менеджмента к работе в условиях рынка — все это важнейшие факторы перехода к стадии постсоциалистического роста. Этот процесс мы наблюдали в первой половине 90-х гг. в Восточной Европе, в конце 90-х гг. — в государствах СНГ. На него накладываются специфика национальной макроэкономической ситуации, динамика цен на основную продукцию экспорта–импорта, курсовая политика. Все они существенно влияют на национальные траектории роста, но в рамках общего процесса постсоциалистического восстановительного роста. Таблица
Является ли подобного рода восстановительный рост явлением для нашей страны новым? Нет, не является. Мы сталкивались с аналогичными проблемами после революции и Гражданской войны. И именно тогда известным российским экономистом В. Громаном был введен в экономический оборот сам термин «восстановительный рост». Кстати, замечу: согласно Громану, при всем значении разрушения материального богатства в ходе революции и Гражданской войны важнейшим фактором падения производства в то время было нарушение хозяйственных связей.
Конечно, наш восстановительный рост существенно отличается от того, что наблюдалось после революции и Гражданской войны. Во-первых, уровень падения производства в 1991–1998 гг. был существенно ниже, чем во время революции и Гражданской войны. Потому и темпы восстановления сейчас тоже более низкие.
Во-вторых, российская экономика периода нэпа, при всем ее своеобразии, была в целом рыночной, как и российская экономика 1913 г. В этой связи формирующиеся хозяйственные структуры — при всех их отличиях (существенно меньшая доля внешней торговли в ВВП, меньшая товарность сельского хозяйства, большая роль государственного сектора и т. д.) — гораздо в большей степени напоминали структуру российской экономики 1913 г., чем структура носящей рыночный характер экономики, которая формируется сегодня, напоминает структуру социалистической экономики РСФСР 1990 г.
Тем не менее, ряд процессов, характерных для восстановительного роста периода НЭПа, проявляются и в сегодняшней России.
Первая характерная черта восстановительного роста — это его неожиданность. Громан обращал внимание на то, что никто в Госплане не ожидал тех темпов восстановления промышленности, которые были обеспечены после стабилизации хозяйственных связей и финансовой стабилизации в 1923–1924 хозяйственном году. Госплан исходил из того, что без масштабных капиталовложений объем промышленного производства можно довести к 1927–1928 гг. лишь до 50% довоенного уровня. На деле, к 1927–1928 гг. промышленное производство вышло примерно на уровень 1913 г. (статистика несовершенна: оценки колеблются от 90 до 110%; но общей картины это не меняет).
Причины ошибок в прогнозах тесно связаны с самим характером восстановительного роста. Практически используемые методы прогнозирования ВВП опираются на то или иное сочетание экстраполяции тенденций предшествующего периода, прогнозную динамику факторов производства и опережающие индексы экономической конъюнктуры. Нетрудно понять, что все это мало пригодно для прогнозирования всплеска экономической активности, обусловленного стабилизацией хозяйственных связей.
Так что рост приходит неожиданно, как приятный сюрприз.
Но дальше приходится иметь дело со вторым сюрпризом — неприятным.
Выясняется, что восстановительный рост по своей природе носит затухающий характер, что темпы его на уровне достигнутого максимума не удерживаются и начинают существенно снижаться. Механика этого процесса тоже понятна: восстановительный рост обеспечивается использованием уже созданных мощностей и подготовленной квалифицированной рабочей силой. Он происходит при достаточно скромных капитальных вложениях. А эти ресурсы быстро исчерпываются, и вскоре проявляются проблемы их дефицита.
Падение темпов роста после достижения пиковых значений и вовлечения в хозяйственный оборот наиболее доступных ресурсов порождает оживленные экономико-политические дебаты о причинах затухающих темпов роста и путях их повышения. Если первоначально экстремально высокие темпы роста начала восстановительного периода воспринимаются и властью, и экспертным сообществом в качестве, как отмечалось выше, неожиданного, приятного, но трудно объяснимого сюрприза, то затем и политическая элита, и общество как бы привыкают ориентироваться на эти аномально высокие темпы периода первого скачка после стабилизации, как на ориентир для выработки политики, как на точку отсчета в оценке проводимой политики. Это очень хорошо известно всем, кто анализировал нэп.
Если бы большинству нынешних участников дискуссии о дальнейших путях экономического развития России в 1998–1999 гг. сказали, что российская экономика в 2002 г. будет расти темпами около 4% в год, то они, думаю, восприняли бы этот прогноз как крайне оптимистичный. Но вот сейчас темпы роста воспринимаются как затухающие.
Далее возникает проблема. Для того чтобы обеспечить экономический рост, выходящий за пределы собственно восстановления — то есть экономический рост, который ориентируется уже не на вовлечение старых производственных мощностей, а на создание новых производственных мощностей, на обновление основных фондов, на привлечение новой квалифицированной рабочей силы — необходим совершенно другой уровень эффективности функционирования экономической системы. Одно дело, когда вы добиваетесь того, чтобы существующий завод начал работать и принял обратно старую рабочую силу. Другое дело, если вы хотите заставить людей вкладывать деньги в долгосрочные инвестиционные проекты с достаточно медленной окупаемостью (очевидно, что именно этого предстоит добиться, чтобы восстановительный рост сменился ростом, который идет уже на своей собственной основе).
На мой взгляд, то, что делает правительство, в целом вполне логично. Многое ориентировано на решение именно этой проблемы — создание в России благоприятного инвестиционного климата. Но это длительный процесс. Структурные реформы дают свои результаты с большим лагом.
Теперь посмотрим на все это с точки зрения экономико-политического контекста. Логика рассуждений людей, которые хотели бы «подстегнуть» рост, примерно такова. Президент доверил правительству, вложил в его программу огромный политический капитал. Оно приступило к ее реализации, начало некие реформы. А что в результате? Темпы роста упали в два раза. Так, может быть, все делается неправильно? Может быть, надо радикально менять курс?
Именно подобного рода угрозы, на мой взгляд, представляют в высшей степени серьезную проблему для сегодняшней России. Напомню, что председатель Совнаркома А. Рыков первый раз подал в отставку в марте 1928 г. именно в ответ на настойчивые призывы товарищей закладывать более амбициозные планы развития производства. Я не мог забыть об этом, слушая весной прошлого года пожелания иметь более амбициозные планы, высказанные в адрес нынешнего правительства. К счастью, пока практических последствий все это не имело. Правительство пока не решило: надо ли накачивать экономику дополнительными деньгами, или смягчать бюджетную политику, или придумывать неразумные эксперименты со свободными экономическими зонами, чтобы подстегнуть затухающий рост. Но в какой степени и насколько хватит прочности в проведении этой политики, какой окажется ее поддержка — это только время покажет.
В связи со сказанным определенный риск заключает в себе возможная пауза в росте в течение 2003–2005 гг. Страшна даже не пауза сама по себе — значение того, каким образом повлияют темпы восстановительного роста в 2003–2005 гг. на долгосрочные перспективы России, достаточно ограничено. Страшна пауза в замедлении, а то и приостановке структурных преобразований, которые гораздо важнее краткосрочных колебаний показателей роста в той ситуации, в которой находится сегодня Россия.
Нет иного разумного ответа на трудности, связанные с исчерпанием ресурсов восстановительного периода, чем ускорение структурных реформ и поддержание консервативной денежной и финансовой политики для формирования предпосылок устойчивого экономического роста на базе эффективного набора рыночных институтов.
Но структурные реформы — мало того, что результаты их сказываются спустя довольно продолжительное время — эти реформы требуют также комплиментарности. Для того чтобы создать благоприятный инвестиционный климат, мало провести налоговую реформу, мало проводить разумную курсовую политику, мало снизить государственные расходы. Надо, чтобы эффективно функционировала судебная система, чтобы была защищена реально собственность, чтобы была менее коррумпированная бюрократия. Короче говоря, нужно очень много всего, что требует большой длительной работы. А нулевые темпы роста могут быть в следующем году, и через год, и через два.
Отсюда значимость задачи избежать паники, суеты при формировании экономической политики на ближайшие годы. Нет другого разумного ответа на трудности, связанные с исчерпанием ресурсов восстановительного периода, чем ускорение структурных реформ и поддержание консервативной денежной и финансовой политики для формирования предпосылок устойчивого экономического роста на базе эффективного набора рыночных институтов.
Журнал «Бюджет» №2 февраль 2003 г.
