— Геннадий Васильевич, как известно, хлеб для россиянина всегда был больше, чем продукт питания, а скорее одна из основ определения благополучия и страны, и каждого ее гражданина. Как складывается сегодня ситуация на хлебном рынке страны?
— Действительно, исторически сложилось так, что для нашего человека «хлеб — всему голова». Это не только строка из песни, а суть повседневного бытия. И сегодняшний рост цен на хлеб, на мой взгляд, — серьезный, тревожный звонок для всех нас. Аграрная политика в стране нуждается в корректировке, причем срочной: ведь основы урожая этого сельскохозяйственного года закладываются уже в ближайшие весенние недели. Председатель Правительства М.Е. Фрадков, выступая недавно в Госдуме, прямо указал на необходимость именно форсированного преодоления негативной ситуации, складывающейся в отечественном аграрном секторе и, следовательно, на хлебном рынке. Вот ведь какая сложилась ситуация: в 2003 году мы собрали зерна около 67 млн. тонн, что примерно на 20 млн. тонн меньше, чем в 2002 году. В принципе этого зерна, с учетом остатков от 2002 года, достаточно, чтобы закрыть все проблемы — то есть обеспечить население хлебобулочными изделиями, обеспечить кормами животноводческие предприятия, оставить запас на семена и даже какую-то часть отправить на экспорт. Но цены на хлеб, тем не менее, за осеннее-зимний период выросли в процентном отношении даже больше, чем на другие продукты питания. На хлеб цены увеличились в среднем на 35%, на крупяные и макаронные продукты — на 14—15%. И это средние цифры, во многих регионах рост цен достиг и 50%. Есть уже попытки обвинить в росте цен именно крестьян — причем также и в продаже значительных объемов зерна на мировой рынок. Действительно, в 2002 году на экспорт было продано13,8 млн. тонн, а 2003м, неурожайном году — 11,4 млн. тонн зерна. Минимальная потребность страны в зерне, включая хлеб для населения и на промышленную переработку, производство спирта, кондитерских изделий и т. д., составляет около 22 млн. тонн зерна. Следовательно, даже после продажи части зерна в стране оставался достаточный запас для покрытия неотложных нужд.
— Тем не менее осложнения на российском хлебном рынке налицо. И связывают их именно с вывозом зерна из страны...
— Попробуем разобраться, на какие цели и в каких объемах расходуется в России зерно. Вот из приводимой таблицы следует, что даже в не самый урожайный год мы свои потребности в целом закрываем и даже можем часть зерна экспортировать. Но производителей зерна, да и всех сельхозпроизводителей, очень мучает нестабильность российского продовольственного рынка. Нет гибкой политики правительства по его урегулированию — причем именно экономическими, а не административными методами. Экспорт крестьянами зерна — одно из обязательных условий, которое будет регулировать и стабилизировать цены на зерно на уровне мировых цен. Если мы будем увеличивать производство зерна и объем его поставок на мировой рынок хотя бы до уровня 15—20 млн. тон в год, то это существенно стабилизирует уровень цен и на мировом, и, как следствие, на внутрироссийском рынке. Но сегодня главная проблема в том, что на мировой рынок с зерном выходит не непосредственный производитель, а перекупщик. И поэтому никакого воздействия на цены на российском рынке не возникает. Хотя именно широкий выход российских зернопроизводителей на мировой рынок без перекупщиков и приведет к стабилизации цен.
— А выгодна ли для российских потребителей зерна такая стабилизация? Ведь, как я понимаю, речь идет о стабилизации внутрироссийских цен на уровне мировых?
— В конечном счете — да, выгодна. Цена на зерно формирует не только цену на хлеб, но и на мясомолочную продукцию. Стабильность цен будет правильно ориентировать и инвесторов, и производителей — не так, как в последние годы. Производитель животноводства подстраивал бы и перестраивал технологию своего хозяйства, рассчитал бы, как наиболее эффективно использовать зерновые ресурсы, и так далее. Ведь в когда в 2002 году был высокий урожай зерновых, многие развернули животноводческое, то есть весьма зерноемкое производство. А следующий год был неурожайным, цены на зерно резко возросли, но к этому мало кто подготовился, и животноводство понесло убытки. Стабильность зерновых цен не допустила бы подобной ситуации. С другой стороны, в условиях сегодняшнего реального роста цен на хлеб именно крестьяне ничего практически не получили. Приведу очень интересные цифры. В декабре 2003 года цена тонны пшеницы 3го класса, отпущенной производителем, составляла 3049 руб. Это примерно соответствует мировым ценам — 110 долл. за тонну. Скупивший пшеницу посредник на переработку ее поставил уже по цене 4737 руб. — то есть на каждой тонне заработал 1688 руб. Переработанное на пшеничную муку стоит уже для розничной сети 7086 руб. за тонну. В рознице мука, поставленная посредником в торговые точки, продавалась уже по цене 11400 руб. за тонну. Так крестьянин ли заработал на дороговизне хлеба для потребителей. Вот где поле для серьезной работы для всех — и для экономического блока правительства, и для антимонопольной службы, и для законодателей. Такого уровня накруток нигде в мире нет! Этот процесс можно и нужно контролировать. И прежде всего необходимо разобраться с тем, что такое монополизм, кого нужно считать монополистом. А то по нашему законодательству монополистом называется тот, кто контролирует свыше 30% рынка. Но какого рынка? В общероссийском масштабе таких как будто нет, вот антимонопольные органы и бездействуют. А вот на региональном, на районном уровне таких монополистов уже более чем хватает. Но неясно, подпадают ли они под закон?
— А в каких реально объемах зерна нуждается Россия? Ведь пока мы говорили об удовлетворении минимальных потребностей — а в идеале, соотношение зерна к населению должно быть в размере тонна на человека в год. У нас же ровно в два раза меньше.
— В России сложилась своеобразная ситуация с посевными площадями зерновых культур. К 1990 году зерновой клин составлял порядка 62—67 млн. га. Этого и тогда было недостаточно для достижения такого «идеального» соотношения — тонна на человека. Только такой объем производства зерна позволяет успешно решать все проблемы — калорийного и разнообразного питания каждого жителя страны, иметь необходимые стратегические запасы зерна, развивать животноводство — как личное, так и общественное, — обеспечить пищевую промышленность. То, что сегодня мы закрываем наши потребности при половине этого сбора, — не повод бить в литавры. Вот на корм скоту сейчас идет у нас 11—12 млн. тонн зерна. Этого хватает, но лишь потому, что поголовье скота за время «реформ» сократилось в несколько раз. Поэтому страна вынуждена прибегать к массированному ввозу мяса и молочной продукции. Причем затрачивая при этом огромные финансовые ресурсы. С 1990 по 2000 годы страна импортировала этих продуктов на сумму порядка 90 млрд. долл. Попросту говоря, находящаяся в кризисе Россия субсидировала зарубежных сельхозпроизводителей десятками миллиардов долларов, при разорении собственного крестьянства. Печально, но именно поэтому с нынешними объемами сбора зерна мы можем и обеспечить людей хлебом, и накормить оставшуюся скотину, и даже проводить значительный экспорт.
— Ну а все-таки, возможно ли увеличение объемов сбора зерна?
— Сейчас наш пахотный клин по сравнению с 90-м годом сократился примерно на треть — где-то 43 млн. га. Даже при самом удачном урожае мы не сможем собирать тонну на человека. Поэтому сейчас надо поднимать вопрос о восстановлении и расширении пахотных угодий. В эти дни мы отмечаем 50 лет освоения целинных земель. А ведь они и сегодня составляют почти половину наших пашен — около 20 млн. га. Но сейчас нам предстоит работа, сопоставимая по объему с освоением целинных земель. В перспективе нам надо увеличить пахотный клин не менее чем на 30 млн. га. И я считаю, что уже сейчас, этой весной, надо начинать такую работу. Уже в текущем году мы можем увеличить посевные площади на 2—3 млн. га, что даст России дополнительных 4—5 млн. тонн зерна. Так мы укрепим зерновое хозяйство — основу всего агропромышленного комплекса, и Россия в ближайшие годы станет одним из крупнейших поставщиков зерна на мировой рынок.
— А какие еще есть пути, кроме увеличения пашни, для прироста зернового сбора?
— Конечно, кроме экстенсивного способа, то есть подъема новых площадей, нам необходимо повысить интенсивность сбора и с имеющихся пахотных угодий. Речь идет о целенаправленной государственной политике. Пока государство лишь реагировало на кризисные ситуации — или резкого падения цен на зерно, или, напротив, неурожая. Причем, реагировало в пожарном режиме и с эффективностью, не адекватной затраченным средствам. На самом деле государство должно выходить на зерновой рынок еще тогда, когда крестьянин еще только готовится выйти в поле, или даже раньше. Государство должно в этот период самостоятельно выступить с инициативой и заключить с крестьянами предварительные контракты на закупку зерна, предлагая при этом цены, рассчитанные на основе мировых биржевых цен. Это не только даст крестьянину уверенность, что его продукция будет востребована и закуплена, но и стабилизирует рынок цен. Уже в апреле—мае наше правительство должно законтрактовать у крестьян не менее 5—6 млн. тонн зерна.
— А почему именно 5—6 млн. тонн, а не больше или меньше?
— Это то количество зерна, которое позволит как минимум полгода в любой ситуации обеспечивать население страны хлебом. Законтрактовать по ценам зерновой биржи, с выплатой крестьянам аванса в 10—15% от основной суммы контракта. И стоить государству это будет не так дорого, да и средства в конечном итоге вернутся. А еще лучше было бы законтрактовать 10—12 млн. тонн и иметь годовой запас хлеба для населения. Но об этом я пока загадывать боюсь... Это сыграло бы огромную роль в увеличении зернового фонда, в стабильности всего продовольственного рынка и не вызвало бы дополнительных расходов казны. Почему считается более надежным хранить государственные доходы в американской валюте, а не вложить хоть часть их в хлебный запас? В конце концов этой практики придерживаются правительства большинства развитых стран, да и при царе в России такая практика успешно применялась.
— Традиционная беда наших селян — нехватка техники и запчастей, удобрений, дороговизна горюче-смазочных материалов. Как быть с этой проблемой?
— Эти проблемы действительно из года в год тормозят развитие сельского хозяйства. Но сегодня у государства есть возможность кредитовать село — хотя бы в сфере закупки сельхозтехники. Ведь у нас нагрузка на нее раз в 8—10 больше, чем в европейских странах, и климатические условия в России более жесткие. Но у меня есть основания полагать, что село сможет отработать кредит на сельхозтехнику. Возьмем, к примеру, деятельность «Росагролизинга». Он ежегодно закупает и поставляет крестьянам техники более чем на 5 млрд. руб., и возврат лизинговых кредитов составляет 96%. Это очень высокий процент возврата. Поэтому, учитывая данный опыт, можно в этом году безболезненно для бюджета выделить дополнительно тому же «Росагролизингу» 10—15 млрд. руб. на закупку зерноуборочной техники. Такой маневр не только дал бы крестьянам дополнительную уверенность, что собранный ими урожай будет закуплен, но и позволил бы сократить потери при уборке урожая. А это не менее 3—4 млн. тонн зерна дополнительно. Это уже окупает все возможные расходы бюджета. То же самое относится и к удобрениям, и к ГСМ. Все эти меры для России и посильны, и реальны. И я верю, что наше новое правительство обязательно использует возможности, о которых мы говорили, для повышения эффективности отечественного сельского хозяйства.
Беседовал Максим ХРУСТАЛЕВ
Журнал «Бюджет» №5 май 2004 г.
