Владимир Анатольевич ПЕТРОВ — государственный деятель, законодатель. Занимал пост первого заместителя министра финансов РФ, потом был избран в Совет Федерации, работал первым заместителем председателя комитета по бюджету. Подготовил 12 бюджетов страны, еще 12 рассмотрел. Сегодня он рассказывает читателям журнала «Бюджет» о себе, о времени, о работе.
— Владимир Анатольевич, на профессиональном поприще вы добились больших успехов. Мы вас знаем и как первого заместителя министра финансов РФ, и как грамотного законодателя. Как вы пришли в профессию? Это случайный выбор или осознанное решение?
— Это точно не дело случая. Все произошло закономерно и очень естественно. У меня родители — экономисты, бабушка — главбух, дед работал директором завода, тоже сильный экономист был. И когда пришла пора определяться с выбором жизненного пути, у меня сомнений не возникло — я подал документы в Плехановский институт. Конкурс в этом вузе был большой, но я сдал все на отлично, и меня зачислили. Хорошее было время — с удовольствием вспоминаю студенческие годы. В тот же период со мной учились Явлинский, Парамонова, Саша Лившиц — мой старинный друг, ныне покойный. Учились достаточно легко и весело. К нам все время приезжали известные артисты — Градский, группа «Машина времени»…
Когда я оканчивал вуз, председателем государственной комиссии был начальник Управления финансирования промышленности Минфина РСФСР Александр Константинович Коровушкин, легендарная личность. Ему понравился мой диплом, понравилось, как я выступил с докладом, и он предложил мне и еще одному человеку работу в Министерстве финансов РСФСР. И в 1975 году я пришел в Минфин и навсегда оказался связанным с этой профессией. Коровушкин на формирование вверенного ему коллектива оказал очень серьезное влияние. Человек он был своенравный, жесткий, волевой. Таким же был Никита Сергеевич Хрущёв, при котором он возглавлял Государственный банк СССР. В свое время они не ужились.
Однажды Коровушкин был в деловой поездке в Англии, и после заседания принимающие предложили ему поиграть в рулетку. На следующий день «Таймс» вышла с его большой фотографией, статья называлась «Русский банкир играет в рулетку». Как только Коровушкин вернулся в Москву, Никита Сергеевич вызвал его на ковер. Коровушкин не пошел и с должности был уволен. Пост министра финансов РСФСР тогда занимал Иван Иванович Фадеев, он и пригласил его к себе на работу. Сначала на рядовую должность, а потом Коровушкин начал второй карьерный рост, дорос до члена коллегии Министерства финансов РСФСР, защитил кандидатскую, потом докторскую диссертации и создал коллектив, члены которого впоследствии, в 1990-е годы, сыграли большую роль в формировании коллектива объединенного Минфина России.
— Какие же методы он использовал в руководстве своим подразделением?
— Он создал очень дружный коллектив, умел правильно подбирать кадры и воспитывать их, учить. Я впоследствии стал первым заместителем министра финансов РФ, Надя Максимова — заместителем министра финансов РФ, сейчас она депутат Госдумы, Бэлла Златкис тоже была заместителем министра финансов РФ, сейчас заместитель председателя Сбербанка, Володя Зайцев — заместитель руководителя Федерального казначейства, Люба Куделина была заместителем министра обороны РФ. Все мы — из одного гнезда.
Дальше я перенял у Коровушкина эстафету по подбору сотрудников, и к названным присоединились первый вице-премьер Антон Силуанов, заместитель председателя Правительства РФ Татьяна Голикова. Вообще в нынешнем правительстве очень много выходцев из Минфина. Тот, кто попадает в это ведомство, проходит очень хорошую школу государственной службы, мы ее называем школой карьерных финансистов. В свое время лучшей школой государственной службы был (я не говорю о силовых ведомствах) Госплан СССР. Система развалилась, и традиции, к сожалению, потеряны. Для возрождения традиций в Минэкономразвития России направлен бывший заместитель министра финансов РФ Максим Орешкин, тоже наш человек.
— А Минфину удалось сохранить традиции?
— Минфин сохранил. Минфин продолжает генерировать кадры. Я в свое время, когда там работал, большое внимание уделял именно образованию. Мы практически с нуля на базе профтехучилища в Златоустинском переулке создали Академию бюджета и казначейства Министерства финансов РФ. Пригласили туда профессора Николая Григорьевича Сычёва, который возглавил коллектив.
В. А. Петров в составе российской делегации в министерстве финансов ГерманииХотя, надо сказать, некоторые полезные наработки Минфин все-таки утратил. Когда я пришел в отдел пищевой промышленности, в чем заключалась моя работа? Что-то принести, напечатать. Но, кроме того, мой начальник поручил мне курировать промышленные объединения. Эти объединения имели в своем подчинении предприятия, и моя задача заключалась в анализе их финансово-хозяйственной деятельности на основе показателей бухгалтерского учета и отчетности. У нас был разработан паспорт предприятия, который в динамике показывал, куда оно идет, каково его финансовое состояние, какие производственные показатели достигаются. То есть мы смотрели не чисто фискальную составляющую, а формировали полную картину деятельности структуры. Сейчас вот этого, к сожалению, нет.
— Вы в самые сложные для России годы занимали посты начальника управления, заместителя министра, первого заместителя министра финансов РФ. Что было самым трудным в той вашей работе?
— Мне довелось поработать с десятью министрами финансов, со всеми удавалось срабатываться и даже во многих случаях дружить. Ключевую роль на стыке этих сложных времен, когда разваливался Союз и образовывалась современная Россия, сыграл Василий Васильевич Барчук. Он сумел организовать работу таким образом, что два коллектива (Минфина РСФСР и Минфина СССР) смогли инсталлироваться. Он подчинил сотрудников решению одной задачи и создал единую команду.
Я участвовал в защите Белого дома в августе 1991 года. Жена тогда переволновалась сильно. Я выгреб всю наличность из Центрального банка России и перевез ее в Белый дом. К слову сказать, наличности там было немного: КамАЗ рублей и небольшой портфель валюты. Вывозили мы этот запас вдвоем с водителем, с небольшой охраной. Помню, едем, а толпа кричит: «Язова везут! Язова везут!» Знали бы вы, думаю, какой у нас груз, и про путч бы забыли. Такая афера была. Мы перевезли деньги, а к вечеру этого же дня стало понятно, что все налаживается. Деньги мы потом сдавали по акту, долго пересчитывали мешки наличности.
В 1992 году я был начальником Бюджетного управления Минфина России и членом коллегии, в 1993-м стал заместителем министра, в 1994-м — первым заместителем министра. Это было самое тяжелое время. Неуемная инфляция, доходы бюджета катастрофически не успевали за расходами. У нас в Министерстве финансов на четвертом этаже было два кабинета: мой и главы казначейства Александра Васильевича Смирнова. Я занимался распределением лимитов субъектам РФ, а Смирнов — непосредственно финансированием. Вот я лимиты подписывал, все бежали к Смирнову — на лестницах стояла толпа народа. Это было что-то страшное.
В это время мы осуществляли переход от банковской системы исполнения бюджета к казначейской, и пока механизмы отлаживались, была масса различных неурядиц и несостыковок. Занимались латанием дыр, работали на износ по 14–16 часов, ночевали в кабинетах. Первостепенной задачей было выплатить вовремя людям зарплату, пенсии.
Потом, после 1994 года, когда стало полегче, мы занялись уже методологией: первое, что сделали, — написали закон о бюджетном устройстве, бюджетном процессе, упорядочили взаимоотношения субъектов РФ с Федерацией. Именно тогда мы перешли на достаточно понятный и честный порядок датирования регионов, основывавшийся на формуле, которая предполагала выравнивание субъектов сначала по доходам, а потом по расходам. У нас был определенный лимит средств — мы назвали его фонд финансовой поддержки регионов, — исходя из этого объема, суммы распределялись по субъектам. Стон стоял на всю Россию, потому что различные перекосы, конечно, происходили. Например, Краснодарскому краю в свое время повезло — регион был донором, а потом стал реципиентом. Связано это было с тем, что полномочия по аграрным делам перекинули на регионы. Вот и приходилось все это улаживать, снимать по мере возможностей острые вопросы.
А в 1997 году мы сели и написали Бюджетный кодекс. Очень быстро написали. Катализатором этого процесса стал Явлинский. Он создал группу по написанию проекта БК РФ во главе с Оксаной Дмитриевой, которая тогда работала доцентом в институте имени Вознесенского в Питере и также являлась депутатом Государственной думы. Они написали проект, представили его в правительство. Меня вызвал Виктор Степанович Черномырдин и спросил, что мы будем с этим делать. Мой ответ заключался в том, что однозначно проект надо отклонять — написан поверхностно, но необходимость в таком документе назрела и нужно самим садиться и писать.
Проект Явлинского мы отклонили, я создал рабочую группу, пригласил Оксану Дмитриеву, и процесс пошел. Собрал всех, а это было человек 20, в одном месте, в методическом кабинете, и никого не выпускал. Сначала некоторые протестовали против моих жестких методов, а потом все увлеклись, прониклись одной идеей.
Я сразу определил, что Бюджетный кодекс должен стоять на трех китах: бюджетная система, бюджетное устройство и бюджетный процесс. Бюджетная система, в свою очередь, делится на три составляющих: федеральный, региональный и местный бюджеты, ну и плюс внебюджетные фонды. Бюджетное устройство тоже состоит из трех частей: доходы, расходы, результат. Бюджетный процесс делится на планирование, исполнение и отчетность. И вот этими тройками так все логично легло, что, имея понятную схему, мы уже легко определили разделы, главы, статьи, распределили людей, кто чем конкретно занимается, и написали кодекс за три недели. Тогда политическая ситуация в стране была довольно острой, Ельцину хотели объявить импичмент, и вообще отношения правительства и парламента характеризовались как крайне напряженные, а Бюджетный кодекс всех сплотил, против него никто не голосовал, и принят он был моментально.
— Владимир Анатольевич, тогда из ничего, с нуля создали всеобъемлющий документ, почему же сегодня так долго длится процесс подготовки и утверждения новой редакции Бюджетного кодекса?
— А это я вам так скажу: была бы воля.
— Политическая воля нужна?
— И не только политическая, просто силу воли надо иметь для того, чтобы стукнуть кулаком и сказать: «Надо принять». Вот потом, после того, как БК был принят, народ стал некоторыми формулировками возмущаться, в основном коммунисты. Они кричали: «Что это такое? Петров нас обманул. Секвестр, мы думали, нормальное понятие, а это урезание расходов». А секвестр, знаете, откуда взялся? Я в то время лежал в больнице — у меня были проблемы с позвоночником, и врачи говорили, что это секвестр диска. «Что это значит?» — спрашиваю. «Это значит — диск надо чикать», — объяснили доктора. О, думаю, назовем пропорциональное урезание расходов секвестром.
Конечно, были какие-то вещи, которые потом вызвали неприятие у фракций. Тем не менее Бюджетный кодекс — один из первых документов, который принят консенсуально, без лишних споров и драк.
Все 1990-е годы я представлял Правительство РФ в парламенте по вопросам бюджета. Бюджет всегда принимался со скрипом, но хочу отметить, что работали мы со всеми фракциями конструктивно. Коммунисты, ЛДПР, Чубайс на публике друг друга ругали, но контактировали при решении важных вопросов эффективно. Все понимали, если бюджета не будет, это для экономики очень плохо. У нас, конечно, в Бюджетном кодексе прописан механизм финансирования. Вот, например, у американцев такого механизма в законодательстве нет, и если какие-то показатели, прежде всего объем государственного долга, не утверждены, правительство приостанавливает деятельность. У нас ничего не остановится, но без бюджета экономика сбоит.
На заседании Совета Федерации— Сейчас у нас во главу угла ставятся государственные программы. Как вы оцениваете эффективность этого метода?
— Программный метод — это наша основа. Должен вам сказать, что тот Бюджетный кодекс, который я писал, в новой редакции несколько изменится. Изменения касаются бюджетного правила, небольшой его части. Будет обеспечиваться макроэкономическая стабильность путем резервирования денег в хороший период и расходования в плохой. При применении этого принципа экономика становится более диверсифицированной. Вот это первое отличие. Второе отличие — это то, что переходим на программный метод планирования бюджета. Третье — меняются полномочия бюджетных учреждений, они расширяются. Раньше все сидели только на смете, которая не позволяла ни туда, ни сюда двинуться. Сейчас руководители имеют место для маневра, большие возможности для того, чтобы улучшать свою работу.
А вот что касается контроля, то по нему, я считаю, некоторые позиции в новой редакции не доработаны. Функции последующего контроля, на мой взгляд, прописаны недостаточно. И сам институт последующего контроля, который осуществляет Федеральное казначейство, тоже вызывает сомнения. Казначейство занимается исполнением бюджета, а потом само себя и проверяет. В свое время в Советском Союзе была система ведомственного контроля, и из той системы много полезного можно взять. Конечно, контроль изменился — раньше считали на счетах, сам лично был ревизором и на счетах кассы сверял. Сейчас это нонсенс. Методы, конечно, нужно применять новые и действенные, но сам последующий контроль должен остаться в его классическом понимании.
Сегодня я возглавляю экспертный совет Комитета по бюджету и финансовым рынкам Совета Федерации и принимаю участие в работе над новой редакцией Бюджетного кодекса. Я честно прочитал все 330 страниц текста. Все это мы обсуждаем, вносим изменения, и в целом работой я доволен. Но ее нужно завершать.
— Владимир Анатольевич, был еще очень жесткий период в вашей жизни. В 1998 году вас арестовывали по подозрению в получении взятки. Все уже давно встало на свои места, но осадок, наверное, остался?
— Да и такой факт был в моей биографии. Все произошло 1 сентября 1998 года. За мной пришли, когда я собрался вести сына в школу на праздничную линейку. Суть была в том, что некие аферисты воспользовались моей подписью, которая была подделана с помощью ксерокса, и перечислили в иностранный банк на мой счет (который я не открывал) деньги, а потом с этого счета деньги сняли. Как зачислили миллион долларов, так и сняли в полном объеме. Потом все прояснилось, и я сейчас представляю, кто стоял за этой аферой, кому нужно было меня убрать, но доказательств не имею. Да и не хочу ворошить прошлое. Решил: Бог простит этих людей. Нет у меня к ним никакой ненависти. Все что ни делается, все к лучшему.
Потом, я вам скажу, что та работа, которую мы выполняли с 1990 по 1998 год, — это круче, чем работа на Крайнем Севере. По крайней мере, Артур Челингаров в свои 75 лет выглядит значительно лучше, чем я. Деятельность законодателя, которой я занялся после тех печальных событий, как выяснилось эмпирически, поприятнее, чем государственного чиновника. Потому что нет суеты, ты можешь спокойно работать, думать.
— У нас в стране законодателя часто ругают. Законы плохие, принимаются медленно, а у вас как у законодателя со стажем нет ощущения, что что-то в свое время сделали не так? Не хочется исправить написанное пером?
— Нет такого ощущения. В законах, которые я писал, ошибок не видел. Вот, осадок от того, как мы прописываем в новой редакции БК РФ последующий контроль, остался. Не отстоял свою позицию. А по планированию, по исполнению бюджета все четко регламентировано — система работает не хуже, чем в Европе.
И еще я не доволен тем, что при принятии некоторых законов мы шли на компромисс с Госдумой, с фракцией «Единая Россия» и принимали некоторые замечания, которые в принципе, может быть, были и несущественные, но когда начиналась правоприменительная практика, происходили различные сбои. И система сбоила именно из-за того, что законодатель не доработал. Причем ты знал об этом заранее, но не сумел противостоять — это обидно.
— Всю свою профессиональную жизнь вы принимали решения, которые в конечном итоге влияют на судьбы людей. Тяжел ли груз ответственности?
— Со временем вот это чувство не ответственности, а тревоги за то, что ты сделал что-то не так, притупляется. Я, когда первый свой бюджет сделал (это был 1987 год), настолько остро чувствовал ответственность, что попал с обострением язвы в больницу. А потом понял, что, если так всякий раз переживать, просто умрешь, и этот бюджет станет последним.
— А как отдыхали, отвлекались от работы?
— Плохо отдыхал, мало. Ну, играли мы в бильярд, ездили на охоту и рыбалку. А вот что касается отпуска, я в Минфине России установил рекорд — 12 лет не ходил в отпуск. А это совсем неправильно — в отпуск нужно ходить. Вот стиль работы нынешних госчиновников более разумный. Люди правильно питаются, занимаются спортом, ездят в отпуска. Мы же неправильный образ жизни вели. Семья меня не видела — ты приходишь в 12 часов ночи, в 8 утра уже уходишь. И так же работают твои подчиненные. Хотя иначе, наверное, в то время и нельзя было. По крайней мере, мы иначе не могли.
Подготовила С. В. МАРТЫНЕНКО
