Эта задача волнует сегодня и российских ученых, участвующих в процессе модернизации отечественного образования и работающих над тем, как сделать его по-настоящему качественным, а специалистов — конкурентоспособными участниками на мировом рынке. На эту тему мы побеседовали с председателем Уральского отделения РАН (УрО РАН), директором Института органического синтеза УрО РАН им. И. Я. Постовского, академиком Валерием Николаевичем ЧАРУШИНЫМ.
— Валерий Николаевич, как вы оцениваете сегодняшнее состояние российской науки и, в частности, прикладное использование ее результатов?
— Вопрос очень объемный и в нескольких словах ответить на него трудно. Российская наука неоднородна. Она включает академический сектор, вузовский, a также центры прикладных научных исследований и отраслевые институты. И среди этих институтов есть те, которые занимают сегодня неплохие позиции, но есть, конечно, институты, не в полной мере удовлетворяющие современным требованиям.
В целом проблемы российской науки отражают состояние российской экономики. Наука — один из индикаторов возможностей государства. В мире наберется лишь десяток стран, которые позволяют себе вести фундаментальные исследования широким фронтом. Если мы хотим иметь самостоятельное государство, необходима сильная наука, фундаментальные исследования, ведущиеся широким фронтом, их практическое воплощение. Нужны отраслевые институты, конструкторские бюро. Все это влияет на уровень образования; в свою очередь качество образования имеет влияние на уровень научных исследований. Все эти вещи тесно переплетены. В девяностые годы у нас в стране была плохая экономическая ситуация, и это сразу отразилось на науке: начался отток кадров, до минимума упало финансирование. Сейчас, когда экономическая ситуация получше, налицо оживление в научной сфере. Конечно, сегодня в науке многое нужно восстанавливать, и в первую очередь это касается объектов недвижимости и создания современной в технологическом отношении инфраструктуры. Науки много не бывает. Чем больше средств мы позволяем себе вложить в научные исследования, тем лучше для государства. Правда, отдача будет не сиюминутной. Часто требуются годы, чтобы ощутить это влияние. Но, с другой стороны, не вкладывая сегодня деньги в развитие науки, мы рискуем завтра оказаться на обочине цивилизации.
Современная наука почти целиком поддерживается за счет государства, по меньшей мере на 65–70 процентов. Научные исследования, которые выполняют предприятия, корпорации и частные фирмы, также зачастую оплачиваются из государственного источника. Существующая система конкурсов это позволяет. Государственные целевые программы предполагают широкое участие в них предприятий всех форм собственности, зарегистрированных в научной сфере. Но средств, выделяемых государством, явно недостаточно, а бизнес научные разработки финансировать не спешит. Итак, мы подошли к главной проблеме российской науки: ее низкой востребованности. Производство не стремится к обновлению продукции, не ставит технические задачи. А их надо ставить и финансировать. Крупные производственные концерны должны думать о завтрашнем дне и вкладывать средства в реализацию интересных идей. Почему они этого не делают? Да потому, что экономические условия позволяют им получать сверхприбыли на продукции вчерашнего дня. Экономическая система страны должна стимулировать создание инновационной продукции, позволяя именно на ней получать сверхприбыли. Если сегодня у вас 10 процентов прибыли, а при внедрении новой продукции будет 150, тогда дальше все по Марксу: дайте тысячу процентов прибыли, и капиталист продаст вам веревку, на которой вы его затем повесите.
— Не означает ли все сказанное, что сегодня нужна реформа прежде всего Российской академии наук?
— Я бы сказал, что Российской академии наук нужны изменения. Слово «реформа» всех немного пугает, в последние 20 лет мы все время реформируемся. Это касается многих сфер деятельности государства, в том числе и экономики, и Академии наук. Три года длился пилотный проект, изменились и Устав, и организационно-правовая форма академии. Причем изменились так, что кругом одни противоречия, начиная со статуса Академии наук как некоммерческой организации, но имеющей государственное финансирование. РАН незаметно для окружающих потеряла важнейший статус субъекта бюджетного планирования и по определению уже не считается бюджетной организацией, хотя является государственной и ее счет открыт в Федеральном казначействе. Академия наук не вписывается в правовое поле, о чем нам постоянно напоминают во всех министерствах. Так давайте сделаем так, чтобы вернуться в него!
С другой стороны, Российская академия существует более 280 лет! И пережила как сложные времена, так и периоды процветания. Нынешний период я оцениваю все же как время надежды на улучшение, потому что в науку потянулась молодежь, изменились условия работы, значительно обновилось оборудование. И появился сдержанный оптимизм, что Российская академия наук все же вернет свою поблекшую за последние годы славу. Ведь в прошлом в ее активе были блистательные проекты национального масштаба: космические, атомные и многие другие. И сегодня РАН активно участвует в разработке систем спутниковой навигации, в частности ГЛОНАСС, в системном мониторинге сейсмичности, предотвращении техногенных катастроф. В экономической и гуманитарной сферах многое также делается с участием Академии наук, но в то же время ученые РАН недостаточно вовлечены в дела государственные, что свидетельствует о наличии, по-видимому, каких-то организационных барьеров, не позволяющих РАН в полной мере включиться в этот важный для общества процесс.
— Каково ваше отношение к созданию коммерческих предприятий бюджетными научными и образовательными учреждениями?
— В целом позитивное. Я считаю этот шаг прогрессивным, но пока оценивать его последствия сложно, потому что закон (от 2 августа 2009 г. № 217-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам создания бюджетными научными и образовательными учреждениями хозяйственных обществ в целях практического применения (внедрения) результатов интеллектуальной деятельности». — Прим. редакции) все еще толком не работает. Его сложно воплотить в жизнь, потому что на него накладываются другие нормативные акты.
Конечно, шаг за шагом механизм будет совершенствоваться. Это требование времени. И партнерство между академическими институтами и высокотехнологическими предприятиями необходимо развивать. На Урале мы действительно стали уделять этому большее внимание, подписав за последний год более 20 соглашений с крупными научно-производственными объединениями по развитию ориентированных фундаментальных исследований.
— На состоявшемся в июле 2010 года в Екатеринбурге Уральском международном форуме промышленности и инноваций «Иннопром-2010» активно обсуждались вопросы модернизации отечественного образования. Готовы ли сегодня, на ваш взгляд, российские университеты к технологическому рывку?
— Если честно, то нет. Сегодня вузовская наука сохранила, если судить по региональным вузам, только пятую часть своего былого потенциала. Конечно, есть сильные высшие учебные заведения: МГУ, МИФИ, Санкт-Петербургский университет, вузы Томска, Новосибирска и другие сохранившиеся университетские оазисы, но в России ведь сотни вузов и во многих из них до очень низкого уровня упала исследовательская составляющая. Раньше в вузах на 10 преподавателей было 50 и более исследователей. Взять, к примеру, мою родную кафедру органической химии Уральского политехнического института (сейчас — УГТУ-УПИ им. Б. Н. Ельцина. — Прим. редакции). В семидесятые годы там было восемь преподавателей (доценты, профессора) и 60 исследователей, причем 40 кандидатов и несколько докторов наук в возрасте 30–40 лет — великолепная запасная скамейка для преподавателей. Конкуренция — жесточайшая. Я стал преподавателем в 36 лет, но только после того, как защитил докторскую диссертацию и принес документ профессора. И это было нормой. Это среда, находясь в которой нужно постоянно самоутверждаться, расти. Эта среда обеспечивала образование другого уровня, более качественное. А что сегодня? Когда начались реформы, убрали исследователей. Многие ушли в бизнес, уехали из Екатеринбурга, в том числе за границу.
Чтобы активно вести исследования, необходимо иметь четко отлаженную инфраструктуру и высококвалифицированные кадры. В академии эта инфраструктура есть, а в вузах она почти отсутствует. Так что прежде чем бросить клич «Вперед, на баррикады!», надо восстановить необходимую для научных исследований инфраструктуру. Если вложить колоссальные средства, это можно сделать за короткое время. Причем нужно вложить их не только в «железо», но и в привлечение необходимых специалистов, чтобы механизм заработал.
В России сегодня нет другого пути развития, кроме интеграции вузов и академии. К моему удовлетворению, мы находим общий язык с ректором недавно созданного в Екатеринбурге Уральского федерального университета (УрФУ) Виктором Анатольевичем Кокшаровым и договорились углублять интеграцию, дополнять наши возможности. «Железо» у нас есть и классные специалисты есть, надо только, чтобы к нам молодежь приходила и была заинтересована осваивать накопленный бесценный опыт. У вуза свои функции, наука для вуза — важная составляющая, но не главная. А преподаватели должны иметь возможность опираться на мощный научный штат. Сегодня же получается так: мы призываем к «рывку», а у нас в вузе нет ни инфраструктуры, ни людей.
Если говорить о перспективах взаимодействия с Уральским федеральным университетом, то с ним мы будем сотрудничать, причем на более качественном уровне. Генеральное соглашение подписано, его нужно наполнить реальным содержанием. Мы и раньше поддерживали многие региональные вузы, так как это важнейшая часть нашего развития. Без притока молодежи у нас нет будущего. УрФУ планирует усилить подготовку магистров. Мы будем охотно участвовать в таком процессе, потому что это та область, куда академические институты могут внести свой вклад. Специальные курсы лекций будут читать наши профессионалы. Например, Михаил Исаакович Кодесс — выпускник физико-технического факультета УГТУ-УПИ им. Б. Н. Ельцина, наш педагог с многолетним стажем. Работает в Институте органического синтеза в лаборатории ядерного магнитного резонанса, знает все нюансы своей профессии. Такой специалист сегодня необычайно востребован. Согласитесь, когда лекцию читает работающий специалист, знающий в совершенстве свое дело — это уже другой уровень преподавания. Мы будем привлекать только высококлассных специалистов. От этого выиграет и Уральский федеральный университет, и академия.
— Об инновациях, инновационном прорыве сегодня говорится очень много. Однако о тех, кто должен осуществлять этот процесс, об инноваторах, а также об их подготовке дискуссий значительно меньше. Валерий Николаевич, а как, по-вашему мнению, должна проходить подготовка инноваторов?
— Инноваторов можно готовить в вузах и академических институтах, но обязательно с активным участием предприятий, в том числе малых и средних, заинтересованных в новых разработках. А техническим университетам необходимо взять более выраженный курс на подготовку инженеров. Инженер — это и есть главный инноватор, ориентированный на модернизацию производства. Необходимо усилить подготовку инженеров для конструкторских бюро, промышленных институтов, производственных центров и технопарков. Люди с инженерным образованием — самое главное звено в новаторском движении.
Позвольте мне напомнить, что XX век прошел под знаком превосходства российской школы инженеров. Телевидение связано с именем русского изобретателя Владимира Зворыкина, вертолет — с именем русского авиаконструктора Игоря Сикорского. Добавим фамилии Можайского и Жуковского — основателей авиации. Циолковского и Королева знают во всем мире. И в исследовании атома Россия не отстала, и лазер изобретен в нашей стране. Вообще история инженерного движения России начинается еще раньше, с создания Института инженеров путей сообщения. Крупнейший технический проект, с блеском реализованный Россией в конце XIX века — это строительство железной дороги от Москвы до Владивостока, которая сегодня известна как Транссибирская магистраль. Это и паровые котлы, и рельсовый транспорт, и мостостроение, которому не было равных в мире.
Эти примеры очень поучительны, но вернемся к вузам. Уральский федеральный университет создан на основе двух университетов — классического и технического. В одном 14 тысяч экономистов, в другом — две тысячи, а вот инженеров — всего три тысячи. Представляете, какая сложная перестройка внутренней структуры необходима новому федеральному университету, чтобы готовить преимущественно инженеров и специалистов по модернизации промышленности? А восстановление производственной практики на предприятиях, которая за последние годы была устранена? Ведь это неотъемлемая часть учебного процесса. Есть, конечно, исключения, такие как, к примеру, Уральская горно-металлургическая компания, возглавляемая господином Козицыным — современным промышленником, ориентированным на развитие и самый передовой уровень производства. В УГМК есть для этого все предпосылки: создан научный центр, развивается наставничество, поддерживается студенческая практика, но в целом это еще не система.
— А какая среда нужна для инноваций? Как стимулировать творческие процессы?
— Для инноваций нужна научно-образовательная среда, в которой (я рисую радужную картину) опыт авторитетных исследователей органично дополняется энтузиазмом научной молодежи. К слову, как устроен исследовательский университет на западе? Преподавательское ядро — 10 человек, 50 — своих исследователей и еще 100–150 стажеров-магистров и молодых кандидатов наук (PhD) из других университетов и стран — людей временных, которые поработали, самоутвердились и исчезли. Но дело движется, и главное — есть связь с производством. С такой моделью я познакомился в прошлом году в университете Йорка. Она очень продуктивна.
Другая модель — Политехнический университет Сеула. Его вынесли за город, в производственную зону. Вокруг университета две тысячи малых предприятий. Педагоги днем преподают, а в свободное время работают на малых предприятиях. Все это вместе можно назвать технопарком. Это муравейник, в котором малые предприятия неотделимы от университета, потому что в них работают студенты, аспиранты и их педагоги.
В прошлом году разработано несколько федеральных программ, которые ориентированы на поддержку вузовского сектора науки и инноваций. Вышло три постановления Правительства РФ. Одно из них касается привлечения к работе зарубежных ученых. Для оплаты их работы в России государство выделяет 3 миллиарда рублей. Участвовать в конкурсе могут также российские ученые, которые поедут в другие города для создания новых лабораторий. Понятно, что когда такой новатор уедет, после него останутся молодые, креативно мыслящие сотрудники, которые будут развивать эту тематику дальше. Эту программу, несмотря на некоторую критику, можно считать перспективной. Наш технический университет тоже решил воспользоваться возможностью участия в ней и пригласить на работу лауреата Нобелевской премии Рольфа Цинкернагеля. Если этот проект у нас пройдет, мы создадим некий оазис научного вдохновения, внесем новый стимул в нашу жизнь.
