Искусство требует средств

На вопросы редакции журнала «Бюджет» отвечает председатель Комитета Государственной думы РФ по культуре Иосиф КОБЗОН

— Иосиф Давыдович, как вы думаете, изменилось ли положение дел в Министерстве культуры после сокращения числа министерств? Многие полагают, что директору Агентства по культуре (бывшему министру культуры) Швыдкому, например, увеличили объем работы...
— Михаилу Ефимовичу не ухудшили жизнь, а наоборот. У него отобрали то, что ему осложняло жизнь: библиотеки, парки, музеи и так далее. А все средства, выделенные на культуру, находятся в его руках. Поэтому как был Швыдкой министром, так и остался. А Соколов стал просто представительным министром культуры в стране, который будет представлять общие вопросы культуры. 
— К управлению Министерством культуры пришел новый человек — Александр Соколов. Как, на первый взгляд, складываются ваши отношения?
— С Александром Сергеевичем состоялся разговор. Наша общая задача — не нравиться друг другу, а совместными усилиями решать те вопросы, которые стоят перед культурой. Я хочу сделать так, чтобы бюджет культуры формировался вовремя. Некоторые считают, что формировать бюджет нужно в октябре—ноябре. По-моему, об этом надо думать в апреле—мае. Если сейчас не заложить все вопросы, которые необходимо решить в будущем бюджете страны, не обговорить их в Минфине и Минэкономразвития, то потом они будут решены формально.
Вот этим мы и занимаемся. Но как получается: в Минэкономразвития заранее говорят, что на культуру будет потрачено не более двух процентов. В общем, такова система, с которой надо что-то делать.  Я буду бороться за увеличение финансирования сферы культуры в Комитете по бюджету. Но хочу знать, на что будут тратиться эти деньги. Для нас с министром очень важно не потерять ощущения необходимости друг в друге. Если мы увидим, что Министерство культуры работает эффективно, то мы сделаем все, чтобы совместно помочь друг другу при формировании бюджета. 
— В чем, на ваш взгляд, состоит коренное отличие в поддержке культуры на Западе и в России?
— Давайте посмотрим, что происходит с культурой в развитых странах. Существует ли там закон о меценатстве, который позволяет человеку расходовать свои средства на какие-то акции, связанные с культурой? Нет. Там действуют законы о налогообложении, дающие возможность предприятию, бизнесмену распоряжаться определенной частью от своей прибыли и распределять ее на благотворительные акции. Что происходит у нас? В России я могу израсходовать из прибыльной части максимум два процента. Если отдам больше, то должен буду вернуть потраченные сверх этого деньги из собственного кармана, пока не начали уголовное преследование. А на Западе, если предприниматель, например, должен отдать государству 65% налога, он может спокойно направить 15% на образование, спорт, здравоохранение, культуру — на что хочет, это его право.
Что касается людей, которые успешнее других зарабатывают средства, нужно влиять на их духовное состояние, их отношение к культуре. И предложить им внимательное сотрудничество с просьбой оказать помощь. Вот что мы называем меценатством.
 — Как вы полагаете, какие черты имеет благотворительность в нашей стране?
— Благотворительность и меценатство в России всегда были стыдливыми, застенчивыми. Допустим, предприниматель дает на проведение концерта деньги. Организатор в ответ: «Спасибо большое, вот мы расскажем!». Бизнесмен: «Не надо рассказывать.  Я просто от себя дал, и все». Почему так? С одной стороны — скромность, с другой — чтобы не узнали, потому, что налоговая служба спросит: где деньги взял? Поэтому нужен закон, чтобы предприниматель мог оказывать помощь в его рамках.  Такого закона у нас нет, и мы сейчас над ним работаем. И даже если пять процентов от прибыли можно будет направить на благотворительность — большое спасибо.
— Меценат должен быть скромным?
— Я так отвечу на этот вопрос. У меня на попечении уже 23 года два детских дома. Длительное время я держал это в секрете. Потом как-то приехала в детдом журналистка (это было в 1994—1996 годах, когда из Кобзона формировали образ мафиози) и начала искать компромат. Когда мы встретились — она расплакалась и говорит: «Мне как женщине — стыдно...» После этого я сказал себе: «Да плевать на застенчивость, если это нужно другим!». Все должны знать о том, что благотворительность — это не миф, а повседневность. Ведь как многие думают? — «Если этот помогает — мне неудобно, я не беднее его. Мне тоже хочется что-то сделать в этой жизни, в этой больной стране». Популяризация добрых дел может принести только добро. Здесь никакой нескромности быть не может.
— Заметно, что культура в Москве имеет гораздо большую поддержку, чем в других регионах страны. Это объясняется ее высокими финансовыми возможностями или есть другие причины?
— Я очень часто слышу: дайте нам столько денег, сколько у Лужкова — мы тоже поднимем культуру. Ничего подобного: украдут, сколько ни дашь.  Лужков — он такой государственный рэкетир. Приходит к банкирам, предпринимателям и говорит: «Надо помогать спорту, культуре, здравоохранению». Сколько оркестров в Москве, и каждый из них имеет своего постоянного спонсора. Кто под «крылом» у Алекперова, кто у Фридмана... Бизнесмен, правда, может сказать: я, мол, музыку не люблю, ничего в ней не понимаю. На это городская власть отвечает: «Мало ли, что ты не любишь, ты же живешь в городе — надо делиться». Считаю, абсолютно разумный подход. Другой вопрос, кому помогать. Я получаю огромное количество писем, которые начинаются одним: «дайте денег». Спасибо журналистам, которые сделали из меня мафиози и мультимиллионера. Бывает, читаешь письмо и свое последнее хочешь отдать, потому что такое трогательное, настолько все трагично. Но бывают талантливые люди-попрошайки. Из всех трагических судеб, что в письмах, только двадцатая часть соответствует действительности. Я получаю практически самую большую почту в Думе: в среднем в год приходит просьб на 10 млн. долларов. Но я понял одно: если мы говорим о меценатстве, нужно четко избрать для себя направление. И уже не отходить от него, потому что удовлетворить всех невозможно, потому что Россия, к сожалению, вся бедная, Россия вся больная. 
— Сейчас много говорят об «откате», который позволяет бизнесу уходить от налогов через видимость поддержки культуры. Вам знакома такая практика?
— Система известная. Допустим, я строю библиотеку. Беру у спонсора по бумагам миллион, а потом пятьсот возвращаю обратно. Это так, но на Западе. У нас такого почти нет. Что я могу откатить, если на благотворительность способен выделить не более двух процентов? 
— Но противники закона о меценатстве говорят о том, что он увеличит число желающих этим воспользоваться?
— Увеличит, я не исключаю этого. Ну и что? Лишь бы помогали. Для этого есть фискальные органы, силовые структуры. Любой здравомыслящий человек понимает, что пользы от такого закона будет неизмеримо больше, чем возможного вреда.
— Может, дело не столько в количестве средств, выделяемых на культуру, а в том, куда они идут?
— В выделении бюджетных средств существуют общие направления: театры, музеи, парки и так далее. К примеру, я министр, приглашаю к себе финансового представителя министерства, и мы распределяем средства по направлениям. Дальше все попадает в департаменты, которые сами вырабатывают стратегию: как и кому выделять бюджетные средства. И тут уже в действие вступают сомнительные моменты. Например, существует много театров, но московские как-то ярче и ближе. Тот, что ближе, берет львиную долю, а что остается — идет в глухую нашу деревню.
Личные контакты, конечно же, влияют на распределение. Я сейчас не говорю о воровстве, никого не подозреваю. Но об объективно возможном нерациональном распределении средств стоит задуматься. Смотрите, какая получается картина. У нас страна огромная. Москва и Санкт-Петербург не дают представления о развитии культуры в России. Это просто такая вывеска, агитпункт, грубо говоря. На самом деле все гораздо страшнее и сложнее. Есть Урал, Дальний Восток, Сибирь, и именно там настоящая беда. В чем это выражается? В деградации населения. Многие наши чиновники не понимают, что кормить страну дебилов не имеет никакого смысла, а к этому, видимо, и идет все. Потому что мы не думаем о духовном насыщении. Мы хотим поскорее увеличить ВВП, и тогда у нас все будет в порядке. А для кого?
— Ваш комитет в первую очередь должен лоббировать интересы культуры при формировании бюджета. Как это происходит? Почему средства, выделяемые на культуру, столь невелики?
— Когда идет обсуждение распределения бюджета и подходит очередь нашей несчастной статьи «Культура», мы бросаемся в бой. Но ресурсов у нас маловато, потому что их немного и у тех, кто распределяет. Всегда к культуре подходили с позиции «что осталось», а не так, как поступают нормальные руководители — вроде кубанского губернатора Ткачева, где именно с культуры начинают формировать бюджет. Поэтому там — оазис, культура, которой нет в Москве. Станичники приезжают в Краснодар на органные вечера. Григорович ставит уже двенадцатый балет, это самый востребованный балетный коллектив в России. При этом в крае недавно были страшнейшие наводнения. Губернатору говорили: «Куда ты направляешь средства?». Но это не помешало ему победить на выборах — набрал 87% голосов! Понимаете, все зависит от инициативы человека.
Пока нет настоящей поддержки со стороны руководства страны в целом, ждать от нас многого не приходится. С другой стороны, вообще можно задаться вопросом: а чем мы, собственно, занимаемся в Комитете по культуре? Во-первых, хочу сказать, что вообще очень остро стоял вопрос о том, быть ли Комитету по культуре в Госдуме. Ну не нужна она депутатам... 
— Невозможно такое представить...
— Мы пытались повлиять на решение этого вопроса через личные взаимоотношения с сильными мира всего. «Да вы что, с ума сошли? Вас весь мир засмеет!» Подумали: вроде так... Оставили.
Я уже третий созыв работаю в комитете: был у Говорухина и Губенко замом, а сейчас — председательствую. Я не провожу никаких революций, продолжаю прежнюю линию. Но в выступлениях наших главных руководителей отсутствует само слово «культура». Вот вы часто слышали, чтобы Касьянов или президент говорили: «мы должны прежде всего обеспечить духовное насыщение россиянина»? Да и как его можно обеспечить, когда в стране отсутствует идеология? Если мы говорим о советском периоде — там был советский патриотизм. Сегодня нет ни того, ни другого. Но нет и третьего! А любить-то родину надо, а воспитывать это чувство в гражданине — надо. А как его воспитать, через что? Песен, стихов гражданских, патриотических сегодня практически нет. Нет организации, которая воспитывала бы, несла идеи любви к родине и народу. Я не скажу, что такого движения нет вообще. Регионы — например Новосибирск, Краснодар, Екатеринбург, Омск и другие, — стали к этому возвращаться, но это носит локальный характер. 
— Об этом вы говорите не только в России, но и за рубежом. Ваша позиция стоила вам, например, запрета на въезд в Латвию. Что вы думаете по этому поводу? 
— То, что я стал персоной нон-грата в Латвии, меня мало волнует. Меня волнует, что мои дорогие соотечественники, составляя 40% населения, оказались такими слабыми. Быть такими беспомощными — это обидно.  Мне отказали во въезде в страну на фестиваль, потому что увидели в этом опасность для страны. Старый еврей напугал целое государство. Значит, они почувствовали: приезд Кобзона оставляет чувство бунтарства в душах его соотечественников. С другой стороны, русские, которые живут в Латвии, — с генетическими остатками советского патриотизма, а у россиян его нет. Потому что у нас очень боятся коммунистической идеологии.  — Вы сравнительно недавно возглавили Комитет по культуре. Что изменилось с вашим приходом?
— Я ни в коей мере не критикую работу предшественников. Просто мой ресурс несколько иной. По характеру своему я человек настырный и немного наглее, чем они. Мне наплевать, кто меня любит или не любит. Передо мной стоит вопрос, и если он не мой личный, если это вопрос культуры — я стену прошибу. Все это знают. Так что все продолжается, но более напряженно. Мы получили в наследство 15 жизненно важных законопроектов. Я буду ставить вопрос перед Думой о том, чтобы подвергнуть все законопроекты классификации и рейтингу. Потому что закон закону рознь. Некоторые комитеты законопроекты как блины пекут. Представьте себе: принимают по 80 законопроектов в неделю. Это можно сойти с ума! Их можно подготовить не восемьдесят, а восемьсот. Вопрос не в этом, а в реальном механизме их исполнения. Если бы вы только видели, сколько бумаги тратит Дума в день! Тонны! Это можно было бы школьными тетрадями забросать всю страну. 
— Какие законопроекты для российской культуры, по вашему представлению, сегодня наиболее актуальны?
— В первую очередь — закон об авторских и смежных правах. За ним стоят миллиарды долларов. Почему-то все привыкли, что наши произведения постоянно «крутятся» за рубежом, и государство от этого ничего не получает. На Западе такое положение просто невозможно представить. Другой законопроект, который я инициировал пять лет назад, получил крайнее неодобрение — о защите чести и достоинства гражданина России. Кстати, закон не затратный. Интересное заключение дало управление Президента РФ: такой закон, дескать, не нужен, читайте уголовно-процессуальный кодекс нашей страны, там все прописано. Ничего не прописано! Там самого главного нет — положения о персональной ответственности чиновника и об ответственности государства перед гражданином. Там прописана только ответственность гражданина перед государством.  В общем, этот законопроект не получил одобрения ни в правительстве, ни у президента. И если бы я второй раз выставил его на чтение в прошлом созыве Госдумы, то он не прошел бы, потому что Дума была полностью ангажирована. Сейчас мы собираемся снова внести его на рассмотрение Госдумы. Очень важен и закон о творческих союзах, который мы тоже собираемся представить. 
— Кто из государственных деятелей, на ваш взгляд, понимает реальное положение дел в культуре, на кого вы опираетесь в подготовке новых законов?
— Я опираюсь на Лужкова, Ткачева, Росселя. Благодаря таким людям есть надежда, что положение выправится.
— Вы часто бываете за границей. Изменилось ли отношение к России за последние годы?
— Собственно никак не изменилось. Все знают, что Россия безумно талантлива. Другое дело, что страна престала защищать своих граждан, и это очень ощущается. Вы, наверное, знаете, что мне запрещен въезд в Америку, которая, заметьте, не обвиняет, а подозревает меня в связях с русской мафией. И даже детям моим, которые учились в Америке, нельзя туда въезжать. Я-то Америку объездил вдоль и поперек, и от этих запретов мне ни холодно, ни жарко. Но то, что Россия не защищает россиян от международного произвола, — в принципе очень плохо.
— Не мешает ли работа в Думе вашей концертной деятельности? Что для вас на первом месте?
— Не мешает абсолютно. Когда я выхожу на сцену, я в одном состоянии, когда иду в Думу — в другом. И в каждом случае я работаю, выкладываюсь в полную силу.