Первая роль в кино — Мусаиб в фильме Ивана Пырьева «Свинарка и пастух» — принесла ему звездную славу и навсегда закрепила за актером репутацию романтического героя-любовника.
Его непревзойденный Альдемаро явил российской сцене блестящего, темпераментного, музыкального, пластичного актера.
Владимир Михайлович всегда строен, подтянут, элегантен и красив. Есть в нем что-то от военной выправки дореволюционных офицеров: образованность, интеллигентность, обаяние и настоящая мужская красота.
— Владимир Михайлович, скажите, вы с детства мечтали стать актером?
— Нет, я об этом никогда не думал. Я родился в маленьком провинциальном городе Козлове. В середине тридцатых годов его переименовали в Мичуринск. Детство помню очень хорошо: ледяные горки, каток, праздники Рождества, Пасха... Я всегда любил танец, движение, спорт. Занимался лыжами, волейболом. Все это потом пригодилось мне в моей профессии. Отец был военным музыкантом, мама — учительница. У меня было три сестры, с которыми мы были очень дружны. Сестры учились играть на музыкальных инструментах. Так что любовь к музыке во мне заложена с детства.
Позже наша семья переехала в Москву. Я попал в военизированную школу. Мы даже участвовали в параде на Красной площади в 1930 году. После школы хотел поступать в военно-морское училище. Меня очень увлекала эта романтика: море, корабли, форма…
Но на флот меня не взяли — зрение было плохое. Пошел работать слесарем-учеником. И вот случайно я узнал о приеме в театрально-производственное училище при театре МОСПС — ныне Моссовета. Не думал, что меня примут. Читал громко, но не очень понимал, что именно. Но двигался хорошо, и голос звучал.
— А какие у вас были любимые предметы в училище?
— Танец, ритмика, фехтование. Я считался одним из первых учеников по танцу. Моим педагогом была бывшая балерина Большого театра Вера Андреевна Мосолова. Она меня очень любила. Урок заканчивался тем, что все мужчины должны были делать упражнение «ползунок». Это такая украинская присядка, когда ноги выбрасываются вперед. При этом очень трудно удержать равновесие. Она не отпускала нас до тех пор, пока каждый не сделает определенное количество «ползунков». Я всегда сразу делал все эти «ползунки», и она меня отпускала. А вот мои товарищи мучились. Держались за палки, чтобы сохранить равновесие. Она же била их по рукам, чтобы заставить все чисто сделать. Я был хорошим учеником, любил этот предмет, и он мне очень легко давался.
— Вы всегда в хорошей спортивной форме. В фильме «Свинарка и пастух» вы снимались без дублера?
— Я когда-то всерьез увлекался верховой ездой. В конном манеже занимался в очень занятной компании: Вася Сталин, сыновья Микояна... Это были хорошие, скромные ребята. В результате окончил училище, имея диплом Ворошиловского всадника. Все это и помогло мне на съемках фильма «Свинарка и пастух».
— Как Иван Александрович Пырьев разглядел в вас пастуха Мусаиба? Много ли было конкурентов на эту роль?
— Пырьев снимал не бытовую историю, а лирическую сказку. И главный герой должен был быть не приземленным, а романтическим. Меня взяли именно как актера романтического плана. На эту роль пробовалось несколько актеров. Были среди и них и настоящие грузины, и осетины. Я тогда работал в Театре Транспорта. В спектакле «Стрекоза» я тоже играл грузина. И, кажется, неплохо, потому что на меня приходили тогда посмотреть все грузины Центрального рынка. В этом спектакле меня и увидела ассистентка Пырьева, пригласила на пробы. Затем в просмотровом зале собрали женскую часть группы и показали эпизод, где я приезжаю в деревню к Глаше и объясняюсь с ней. Все женщины единодушно выбрали меня, и Пырьев утвердил на роль. Было мне тогда 26 лет. Сейчас как-то принято ругать весь наш старый кинематограф, в том числе и фильмы Ивана Александровича Пырьева. В картине «Свинарка и пастух» была очень простая мысль: «Вот посмотрите, как чисто и честно живут и трудятся эти простые люди! Живите так же, и вы будете счастливы». Это была сказка. Но сказка — не обман, а способ очистить душу. Люди тоскуют по сказке как по красоте, любви, добру. Всю жизнь я старался нести людям эти благородные идеалы, эту веру.
Съемки начались еще в мирное время. Война застала нас в Домбае, где мы работали на натуре. Пырьев записался добровольцем на фронт. Я тоже был мобилизован и попал в танковую школу. Но очень скоро нас собрали и приказали продолжить съемки фильма. Не многие знают, что сцены на выставке снимались под бомбежками. Трагично, что почти все мои товарищи по танковой школе погибли. Наверное, моя судьба в том, что этот фильм меня спас.
— Многие актеры говорят: для того чтобы сыграть настоящее чувство, нужно испытывать влюбленность в свою партнершу. Как вы работали с Мариной Ладыниной?
— Конечно, я обожал ее. Когда мы вместе с ней играли сцену и смотрели в глаза друг другу, меня охватывал трепет. Но она была женой Ивана Александровича Пырьева, поэтому между нами никакого романа не было и быть не могло.
— А была у вас в жизни такая любовь, как у вашего героя?
— Я люблю свою жену Иветту Евгеньевну Капралову, мы вместе уже 38 лет.
— Сколько раз вы были женаты?
— Три раза. Первый раз женился, когда еще работал в Театре Транспорта. Вторая жена — Генриэтта Островская, она была моей партнершей в спектакле «Учитель танцев» в театре Красной Армии. Очень рано умерла... Моя нынешняя жена — журналист, очень умная, образованная женщина.
— Правда ли, что в вашу гримуборную однажды заходила Анна Ахматова?
— Ко мне ее привела режиссер Нина Антоновна Ольшевская — мать Алеши Баталова. Она служила у нас в театре, а я тогда играл в спектакле «Учитель танцев», и этот спектакль пользовался огромным успехом. Их семья дружила с Анной Андреевной, вместе ходили в театры. Ниночка привела Ахматову на «Учителя танцев», и она зашла сказать мне несколько теплых слов после спектакля, а я поцеловал ей руку. Величественная женщина, красивая, седая... Я очень горжусь тем, что ее видел. Это было время, когда на нее обрушилась вся эта несправедливая клевета.
—Театр Армии — это военная дисциплина, особый репертуар. У вас никогда не было желания сменить обстановку?
— Я ни разу не изменял своему театру. Хотя всем рассказываю такой случай. Однажды я опоздал на спектакль «Учитель танцев» на 45 минут. Это был выездной спектакль, он шел за городом, в клубе. Я решил поехать на мотоцикле, и по дороге он у меня сломался. Но я все-таки добрался, хотя и очень опоздал. А тогда время было очень строгое. Устроили «общий суд», и стали меня обвинять в том, что я «вредитель» и чуть ли не шпион. У нас в то время начальником театра был генерал-майор по фамилии Паша. Шутя он сказал собравшимся, что после всего сказанного Зельдина нужно расстрелять. Благодаря этому обстановка как-то разрядилась и я отделался выговором. Сначала я даже решил, что немедленно уйду после этого из театра, но было жалко расставаться с «Учителем танцев» и я остался.
— То, что театр принадлежал армейскому ведомству, это как-то ощущалось?
— А как же! Театр был на содержании Министерства обороны. В то время летом армейские части уходили в лагеря на учения. Нам тоже выдавали военную форму. Мы надевали эту форму и тоже уезжали в военные лагеря. Жили там месяцами. Играли спектакли на открытых сценах. Ездили в воинские части, в округа, гарнизоны. Были в Афганистане, даже в Чернобыле. Но сейчас не выезжаем в связи с тяжелым финансовым положением нашего театра и нашей армии. — После «Учителя танцев» вам не много пришлось играть романтических музыкальных спектаклей. Не хотелось перейти в другой театр, более соответствующий вашему дарованию? В Вахтанговский театр, например?
— Меня приглашали и Михаил Царев в Малый театр, и Рубен Симонов в театр им. Вахтангова. Но я не смог изменить своему театру. Вы знаете, я абсолютно лишен чувства зависти. Я всегда радуюсь успеху своих коллег, их интересным ролям. Иосиф Бродский говорил: «Надо помнить, что есть люди лучше тебя. Это облегчает жизнь».
— Как вам удается на протяжении многих лет сохранять творческую форму на таком высоком уровне?
— Я никогда не курил, не пил. Конечно, я могу себе позволить рюмку водки или бокал шампанского. Но я очень эмоциональный человек, и для моего организма не нужны никакие искусственные стимуляторы. Всегда занимался спортом: играл в теннис, ходил на лыжах. Но сейчас я в неважной форме — немного потолстел. К лету надо будет сбросить лишний вес. Постараюсь авоськи потяжелее носить с собой. Надо вообще побольше двигаться и поменьше кушать. Когда у меня есть время, я всегда стараюсь бывать в театрах, на концертах, встречах или, выражаясь современным языком, «тусовках». Они дают возможность встретиться с друзьями-актерами, которых иногда не видишь годами. Но, не побоюсь показаться неоригинальным, лучшее лекарство для актера — это новая роль.
— У вас никогда не было желания, уехать куда-нибудь за границу, где актеры, а тем более «звезды», более «устроены» в этой жизни?
— Я объехал многие страны, но для меня нет страны лучше России. Я люблю свою страну. И очень люблю Москву. Мне больно смотреть и на то, что происходит в жизни. Эти криминальные разборки, которые становятся нормой жизни... Нужна власть, которая заставит работать, а не воровать. Нужно воспитывать уважение к своей стране. Но я — неисправимый романтик. Я верю, что все будет хорошо.
Беседовала Галина СТЕПАНОВА
Журнал «Бюджет» №5 май 2004 г.
