— Обычно разговор о моногородах начинают с обсуждения их количества. Доводилось слышать самые разные оценки — от сотни до тысячи. Хотелось бы спросить вас не о цифре, а о том, почему такой разброс. Неужели даже на этом не могут сойтись, не говоря уже о выработке системных решений?
— Проблема кроется в самой классификации. Принципиальное значение имеет географическое положение города. Города Московской области — будь они хоть сто раз моноспециализированными — существуют в рамках единой групповой системы расселения. В этом отношении они ничем не отличаются от любого района Москвы, в котором доминирует какое-нибудь одно предприятие.
Итак, к моногородам можно отнести только города вне групповых систем расселения. Есть и другой вопрос: так ли уж плоха моноспециализация? Вся история человеческой цивилизации — это процесс общественного разделения труда, когда мы из универсальных работников становились специализированными. Географический вариант того же процесса — территориальное, или географическое, разделение труда: каждый город и регион начинает на чем-то специализироваться, чтобы участвовать в товарообмене. Специализация — это способ повышения конкурентоспособности и эффективности. Но лишь на восходящей стадии экономического цикла, будь-то кондратьевско-шумпетеровский, броделевский цикл или более частные конъюнктурные циклы, связанные с ценами на производимый продукт. Моногород — это не только высокоэффективная, но и высокорискованная структура: как только наступает кризис, моноспециализация из преимущества превращается в гири на ногах.
— Можно ли совместить преимущества специализации и риски, связанные с ней?
— Один из способов снизить риски — диверсификация. Но важно помнить, что диверсифицированная экономика всегда менее эффективна, чем специализированная. Поэтому полагаю, что в моногородах целесообразно использовать механизм местных стабфондов или, как они называются в Норвегии и некоторых странах Персидского залива, фондов будущих поколений. Должно быть установлено законодательно, что в периоды хорошей конъюнктуры моногород обязан создавать резерв и накапливать ресурсы, за счет которых он будет функционировать в плохие времена. В противном случае получается, что вся прибыль, и особенно сверхприбыль, приватизирована, а все издержки обобществлены. При благоприятной конъюнктуре выгоду получает владелец, а в кризис за спасение утопающих вынуждено платить все общество.
— Наверное, ответственный собственник должен и сам об этом позаботиться?
— Главная ответственность бизнесмена перед обществом — это рабочие места. Для него моноспециализация даже в плохие времена — это не беда. Он может уволить половину рабочих или вообще объявить локаут и закрыть предприятие. Поэтому, конечно, это прежде всего проблема территориальных общностей населения. Но чтобы сделать это и проблемой собственника, нужно законодательно обязать его резервировать часть прибыли на черный день. Он ведь обязан отчислять амортизацию в амортизационный фонд, нравится это ему или нет. Так будет и здесь.
— В том числе благодаря экстренным денежным вливаниям проблемы моногородов удалось несколько сгладить. Но снизились ли долгосрочные риски?
— Раз сохраняются базовые условия — сохраняются и риски. Со времен Маркса мало что изменилось, только тогда кризисы происходили каждые
— Как в этом смысле вы оцениваете эффективность государственной поддержки моногородов?
— Моногорода в разных пропорциях использовали инструменты поддержки рынка занятости. Кто-то, как Тольятти, пустил огромную часть денег на общественные работы, причем часть этих работ записывалась как производственная. Значительная часть работников оставалась на предприятии и работала на модернизации цехов — грубо говоря, на их расчистке от старого оборудования. Где-то средства пошли преимущественно на переобучение работников. Я довольно скептически отношусь к этой форме. Она скорее для молодых людей, которые еще достаточно гибки, чтобы поменять профессию. К тому же здесь есть риск ухудшить социальный статус человека: переученный в оператора шахтер никогда не будет зарабатывать как раньше.
В любом случае все это меры сглаживания объективных кризисных процессов. Кризис — это всегда некое обновление. Поэтому нужно оценивать эффективность направленных в моногорода средств не с точки зрения того, как они сработали на текущий момент, а что они сделали для долгосрочной перспективы этих городов. Произошла ли какая-то трансформация их структуры? Снижены ли риски нового кризиса?
Есть здесь и другие вопросы. До какого уровня и как долго мы должны поддерживать моногорода? Что такое неперспективный моногород и по каким критериям мы оцениваем перспективность? На мой взгляд, сегодня проблема по-прежнему плохо проработана, прежде всего на институциональном, законодательном уровне.
— Кстати о неперспективных. Например, есть небольшие поселки городского типа с устаревшим производством, у которых нет средств даже на разработку инвестпроектов. Имеет ли вообще смысл их поддерживать?
— В каждом случае должен быть индивидуальный подход. Масштаб действительно имеет значение. Если это город в несколько тысяч человек, государство вполне может решить проблему переселения. В девяностые годы на Севере замораживалась масса городов. Но если речь о городе масштабов Норильска... Как вы переселите 100 тысяч человек — куда и во сколько это обойдется? Беда моногородов еще и в том, что сегодня их судьбу определяет одна корпорация. А разговоры о социальной ответственности бизнеса смешны. Задача бизнесмена — получать прибыль, иначе это не бизнесмен, а меценат. Задача общества — на основе справедливо изъятой сверхприбыли заниматься проблемой территориальных общностей населения. Поэтому проблему моногородов нужно решать вместе с бизнесом, но осознавая, что у бизнеса и у общества разные цели. В каждом случае важно понять, собирается ли бизнес здесь оставаться. Ведь если не будет градообразующего предприятия, за что тогда бороться?
У градообразующего предприятия вполне могут быть хорошие перспективы, как, скажем, в городе Мирный в Якутии, где алмазов хватит еще на многие десятилетия. Понятно, что в данном случае моноспециализация — объективно необходимая и неизбежная вещь. Значит, здесь нужно идти по пути создания тех фондов, о которых мы говорили выше. Другое дело моногорода, где градообразующее предприятие умерло навсегда. Например, если это предприятие легкой промышленности, не выдерживающее конкуренции со стороны дешевого импорта. Здесь всего три варианта, причем самый неэффективный это как раз переселение. В этом случае мы отбрасываем огромные затраты общества, понадобившиеся для строительства жилья, дорог, систем отопления. Менее болезненный вариант — создание нового предприятия или группы предприятий, которые могли бы заместить прежнее. Тогда нужно задействовать всевозможные льготы, формировать в городе что-то вроде офшора или особой экономической зоны. Наконец, третий вариант: многим не столь удаленным городам можно помочь за счет создания соответствующей транспортно-коммуникационной инфраструктуры, подключения их к групповым системам расселения.
— Каждый из моногородов официального списка заставили подготовить собственный комплексный инвестиционный проект модернизации. Это что-то даст?
— Теоретически идея хорошая. Если давать деньги без обоснования, они уйдут в трубу. Но, с другой стороны, мне в последние годы довелось участвовать в формировании стратегий, территориальных схем, генпланов городов, и могу сказать, что все они в конечном итоге оказываются очень неточны, поскольку слабо учитывают реальную динамику и перспективы макроэкономических изменений. Мы живем в глобальном мире, нравится нам это или нет. Крупные проекты подготовить очень сложно: трудно предсказать, что будет через десять лет, а меньшее время их реализация занимать не может. Так что проект — необходимое условие для выделения средств. Другое дело, что они должны проходить реальную экспертизу, чего сейчас нет.
— Доводилось сталкиваться с мнением, например оно приводится в исследовании Берлинского института народонаселения и развития, посвященном России, что структура расселения в России неоптимальна, в ней слишком мало многомиллионных агломераций. Следовательно, целесообразнее стимулировать переселение в крупные города, являющиеся реальными точками роста...
— Существующая система расселения формировалась столетиями, она довольно консервативна. У этого процесса есть свои закономерности: здесь тоже действует естественный отбор. За тысячу лет в России возникали и исчезали сотни городов. В чем эффект агломерации? Это возможность формирования пресловутых кластеров, резкой активизации контактов, культурное разнообразие, разнообразие мест приложения труда и так далее. Но сегодня то, что раньше достигалось за счет территориальной близости, может решаться информационно-коммуникационными средствами. Поэтому все это несколько отсталое представление о том, как должно быть организовано пространство.
Там, где есть предпосылки, агломерационное пространство будет расширяться само собой, не спросив нашего мнения. Да, мы можем «подцепить» часть моногородов к периферийной части агломераций, но говорить, что все остальное при этом нужно «зачистить» — глупость.
— Раз здесь тоже действует естественный отбор, может быть, не стоит вмешиваться в процесс конкуренции городов?
— Государство не должно допускать резкого падения качества жизни. Возьмите модели городской динамики Джея Форрестера: каждый город рождается, достигает зрелости и умирает. Столицы имеют способность трансформировать свою структуру и возрождаться — в отличие от других городов, особенно связанных с природными ресурсами. Но мы этот процесс должны сделать минимально болезненным прежде всего для людей и во вторую очередь — для экономики страны. К тому же города с их невосстановимыми системами отопления и прочими коммуникациями просто так бросать нельзя. Их нужно консервировать либо демонтировать, что зачастую дороже, чем новое строительство.
Есть негативный пример Чукотки, где в
— Кто должен принимать подобные решения? Ведь не существует никакого единого аналитического центра.
— Участие в этом должны принимать все уровни власти и бизнес, коль скоро моногорода связаны с конкретными предприятиями. Ну и, безусловно, само население. Когда пять-шесть лет назад принималась стратегия развития Норильска, проводились общественные слушания. Было два варианта: дальше разрабатывать месторождения вахтовым методом, а народ перевезти на Большую землю либо сохранить полноценный город. Население высказалось именно за второй вариант.
— Возможно, ведущую роль в таких вопросах должно играть мнение ученых?
— Чтобы избежать крайностей и чтобы не превалировал чей-то один интерес, у решения должно быть много участников. Я сам ученый, но одним лишь ученым я бы все на откуп не отдавал. Есть такое выражение: кто верит, но не знает — тот фанат, кто знает, но не верит — тот циник (это как раз об ученых), кто верит и знает, тот убежденный человек. Чтобы убежденно и осмысленно принимать решения, нужно не только знать, но и верить. Для этого одних ученых мало.
