— Владимир Михайлович, расскажите нашим читателям, чем занимается возглавляемый вами институт?
— Если говорить в целом, то институт занимается научным обеспечением кормопроизводства в Российской Федерации. Первая наша цель — создавать новые сорта растений, новые технологии, новые консерванты, получая в итоге качественные корма. Вторая цель — повышение плодородия почв, создание почвоулучшающих технологий, защита почв от эрозии — водной и ветровой. Третья и, пожалуй, определяющая цель — создание конкурентоспособной продукции сельского кормопроизводства.
— Почему это так необходимо?
— Некоторые считают, что главное — привезти коров, построить ферму, а дальше она сама будет давать прибыль. Однако это не так. Дело в том, что значительная часть себестоимости продукции животноводства — как молока, так и мяса — приходится на корма. Так, в себестоимости молока в среднем по России затраты на корма занимают 54 процента. Для сравнения: расходы на «генетику» составляют примерно 11 процентов, на заработную плату — 26 процентов, электроэнергию — 5 процентов, водоснабжение — 3 процента. В себестоимости мяса птицы корма занимают более 70 процентов. Вот то ключевое звено, воздействуя на которое мы можем сделать продукцию сельского хозяйства более конкурентоспособной. Конечно, можно снизить тарифы на электроэнергию или воду, но расходы на них несоизмеримы с затратами на корма.
— Каким образом можно уменьшить расходы на корма?
— Прежде всего повышая их качество. К сожалению, мы привыкли относиться к кормам как к отходам. Как говорится, хлеб — всему голова, а остальное негодное для употребления в пищу зерно — это отходы для скота. Может, такой подход когда-то и был оправданным, но следует понимать, что сегодня скот совершенно другой. Если в 1990 году средний по России надой составлял 2 тысячи литров молока, то в прошлом году этот показатель равнялся 5 тысячам. Сегодня есть коровы, которые могут давать по
Отмечу, что большая часть работы нашего института связана со стандартизацией, созданием национальных стандартов. Например, мы разработали стандарты на корма — зерно различных культур: ржи, пшеницы, ячменя, овса. В эти ГОСТы были заложены такие ключевые показатели, как содержание энергии и протеина. Приведу пример: сегодня примерно треть создаваемых в стране сортов ячменя предназначена для пивоварения. Сам по себе ячмень — прекрасная кормовая культура, но в его пивоваренных сортах низкое содержание протеина, около 8 процентов, в то время как животным необходимо по крайней мере 15 процентов. Это и нашло отражение в созданном нами ГОСТе для фуражного ячменя. Мы считаем, что фураж — это совершенно другое, специализированное зерно и его сорта предназначены для решения конкретной задачи. Универсальных решений здесь быть не может. Они просто не дадут хороших экономических результатов, не позволят произвести конкурентоспособный продукт. Это как с сортами картофеля, которые бывают различными для жарки, для варки и даже для изготовления чипсов.
— Как вы в целом оцениваете ситуацию в области кормопроизводства в России?
— Сегодня мы выходим на самый высокий уровень. Наши разработки и научно-исследовательская работа признаны во всем мире. Например, наши сорта люцерны или клевера — лучшие, и никакие зарубежные фирмы здесь с нами не могут соперничать. Они в большей степени ориентированы на коммерцию, на то, чтобы как можно больше продать. Например, к нам приезжали представители одной знаменитой фирмы, которая создает несколько максимально пластичных сортов клевера, затем размножает их в Канаде и продает по всему миру. Такие коммерсанты нас не понимают, ведь для них главное — прибыль. Они говорят: создайте два-три сорта, получите высокую урожайность, продайте эти семена и положите деньги в карман.
Но так можно проработать год, два, от силы десять лет. Наши ученые работают на совершенно другой основе, по другим методикам. У нас имеются сорта клевера, которые улучшают качество почвы. Мы создали сорт клевера «луговик», который ежегодно накапливает в расчете на гектар почвы 280 килограммов азота. Удобрения для наших хозяйств — дорогое удовольствие, и этот сорт можно использовать в качестве предшественника перед зерновыми. У нас есть сорта с высокой кормовой продуктивностью, а именно с высоким содержанием протеина. Сейчас думаем о создании сортов с улучшенной опыляемостью. Благодаря такой фундаментальной работе, управлению продукционным процессом нашими учеными создано немало уникальных сортов.
— А как обстоит дело с внедрением ваших разработок? Востребованы они у сельхозпроизводителей?
— Следует констатировать, что с внедрением все не слишком хорошо. Многие наши руководители хозяйств не видят в этом необходимости: квалификация, а возможно, и соответствующее воспитание настраивают их на то, чтобы купить продукцию подешевле. Поэтому они и сеют в основном мусор и при этом ждут каких-то положительных результатов. Часто бизнесмены думают, что купят корову, а кормить ее можно будет чем придется — вон сколько травы растет кругом! Они не понимают, что, накормив скот сорняком, в итоге не получат никаких надоев.
— Казалось бы, крупные хозяйства, а тем более агрохолдинги должны быть заинтересованы в описанных вами сельхозинновациях...
— К сожалению, это не так. У нас лучшие в мире разработки в области кормопроизводства, но, повторю, бизнесмены склонны покупать что-то подешевле и поуниверсальнее. Сегодня у нас забыли про севообороты, живут одним днем. Посмотрите, сколько в России подсолнечника. Вовсю распространяется заразиха — враг посевов подсолнечника, но севообороты, которые позволяют побороть эту напасть, не соблюдаются. Вынос питательных веществ из земли у нас в четыре раза превышает внесение удобрений. Таким образом, земля деградирует. Мы создаем сорта, которые, наоборот, улучшают качество земли. Однако они не дают высокой продуктивности, большого урожая и потому столь широко не востребованы. Сегодня мы выводим не просто сорта, а симбионты — штаммы микроорганизмов, помогающих растению черпать азот из воздуха, фосфаты из почвы. В том числе это двойные симбионты — чего нет нигде в мире: здесь и растения, и микроорганизмы, и еще грибы. Конечно, все это дорого, но заниматься улучшением почвы необходимо.
— Что могло бы стимулировать хозяйства к такой работе?
— Важно, чтобы человек был хозяином земли и знал, что именно здесь он будет работать и через десять, и через двадцать лет, а затем передаст ее детям. Тогда он не будет задумываться только над тем, чтобы получить доход сегодня, сейчас и не станет сеять пшеницу по пшенице. Должна быть и предсказуемость политики правительства, чтобы каждый понимал, что у него ничего не отберут, что он пришел навсегда. Когда будут выстроены такие долгосрочные отношения, тогда придут и инновации, то есть станут востребованными достижения науки, которые как раз и рассчитаны на годы вперед. Сейчас у предпринимателя просто нет стимула улучшать почву, так как через
— В 2011 году Россия демонстрировала рекордные показатели экспорта зерна. Получается, дефицита кормов в стране нет?
— В прошлом году мы получили урожай примерно 90 миллионов тонн зерна: по данным министерства сельского хозяйства США, он составил 89 миллионов тонн, по нашим расчетам — 93,9 миллиона тонн. При этом на корм скоту было израсходовано 42 миллиона тонн, а на продовольственные нужды у нас уходит примерно 15 миллионов тонн. Таким образом, нам необходимо в первую очередь фуражное зерно, а не пшеница, затраты на которую несоизмеримо выше, чем на ячмень, овес и так далее. Мы же, наоборот, стараемся выращивать именно пшеницу.
Возьмем 1990 год, в котором мы получили 116 миллионов тонн зерна. Тогда нам пришлось его импортировать, потому что на фуражные цели было израсходовано 84 миллиона тонн. Но в то время в стране насчитывалось 56 миллионов голов крупного рогатого скота, 58 миллионов овец, 38 миллионов свиней, 660 миллионов птицы. Для сравнения: сегодня птицы у нас 440 миллионов, 20,8 миллиона голов крупного рогатого скота и всего 17 миллионов свиней. А мы говорим, что нам некуда девать зерно. Да его просто некому скормить! К тому же если в 1990 году доля пшеницы в урожае зерновых составляла 43 процента, то в прошлом году уже 60 процентов. Мы видим, что доля пшеницы растет, а доля зернобобовых культур сокращается. К сожалению, не повышается и доля кукурузы. Между тем в 2011 году в мире на фураж был израсходован 791 миллион тонн зерна, причем 551 миллион тонн из них — кукуруза. В России в прошлом году был собран рекордный урожай кукурузы — всего 6 миллионов тонн (в 2010 году — 3,4 миллиона). В отличие от всего развитого в сельскохозяйственном отношении мира мы кормим скот пшеницей. Но ведь кукурузой принято кормить неспроста: питательность одного килограмма кукурузы составляет 1,3 кормовых единицы, в то время как пшеницы — 1,1. По урожайности, а главное по себестоимости это намного дешевле. К тому же в пшенице содержатся так называемые антипитательные вещества, которые заметно снижают питательность рациона.
— В завершение хотелось бы задать общий вопрос. Что вы можете сказать об эффективности государственной поддержки сельского хозяйства в целом?
— В последние годы отрасли стала оказываться очень хорошая поддержка. Динамика этой поддержки также не может не радовать. Очень приятно видеть, что правительство уделяет такое большое внимание сельскому хозяйству. Результаты есть, и они лучше год от года. В то же время не следует забывать, что самое главное — это инновационное развитие страны, то есть внедрение научных разработок. Именно это направление сегодня требует повышенного внимания государства. По-видимому, какие-то экономические механизмы здесь все же необходимо применить.
