Версия для печати 5087 Материалы по теме
Кто они, родители успешной экономики?

Гринберг
Директор Института экономики РАН Руслан Семенович ГРИНБЕРГ, пожалуй, главный представитель того ныне «немодного» направления российской экономической мысли, которое отводит государству весьма значительную роль в управлении экономикой. Ученый убежден, что сегодня страна остро нуждается в проведении активной промышленной политики.

— Руслан Семенович, в одной из своих последних статей вы выступаете против предлагаемого сокращения участия государства в стратегических компаниях. Однако там же говорите о том, что необходимо уйти от ручного управления экономикой. Нет ли здесь противоречия?

— У нас сложилась очень своеобразная ситуация. Мы вроде бы хотим создать здоровую, прогрессивную, инновационную экономику. Как теория, так и весь мировой опыт убедительно демонстрируют, что лишь те страны, в которых достигнуто разумное соотношение между государственной активностью и частной инициативой, имеют успех на этом пути. В таких странах примерно половина экономической жизни приходится на государственную активность, половина — на частную инициативу. Такое государственное присутствие в экономике абсолютно легитимно, если оно касается сфер образования, науки, культуры, здравоохранения. Прежде всего это так называемые мериторные блага, то есть блага, заслуживающие с точки зрения общества большего объема производства, чем это было бы без систематической государственной поддержки.

Вот уже почти 100 лет нам никак не удается добиться приемлемого баланса между порядком и свободой. Либо мы идем в сторону тотального огосударствления жизни, как это было при советской власти, либо разрушаем государство, полностью полагаясь на частный бизнес и силы саморегулирования. А здоровая экономика — как ребенок, у которого, чтобы он нормально развивался, должны быть и папа, и мама. Поэтому я с самого начала был категорическим противником радикальных реформ и демонизации государства, без которого в принципе невозможно становление и функционирование цивилизованной социальной экономики. Весь вопрос в том, каково содержание его воздействия на экономику.

— Что не так с этим содержанием?

— Сейчас мы не имеем последовательной, комплексной промышленной политики. У нас слишком много импровизации, нет системы координации действий ведомств, которые знали бы свой «маневр» в рамках общего целеполагания. Конечно, здесь есть много объективных причин. Все-таки мы молодая страна, где вообще не было кадров для работы в условиях, в сущности, неожиданно свалившейся на страну рыночной экономики. К тому же за 20 лет здесь было наделано много глупостей из-за идеологии инфантильного либерализма. Именно носители этой идеологии пришли к власти после распада Советского Союза, и она до сих пор оказывает заметное влияние на экономическую политику государства. Эту установку нужно пре­одолеть. Повторю еще раз — и государственные чиновники, и бизнесмены абсолютно необходимы для здорового развития общества. Также нужны саморегулируемые институты, позволяющие избегать ручного управления экономикой, проявления которого мы постоянно наблюдаем сегодня. В конце концов Россия — не Люксембург, где всю страну можно объехать на велосипеде и решить все проблемы лично в ручном режиме.

К тому же у нас сложилось так, что чиновник стремится приватизировать как можно больше функций и в итоге самостоятельно определять, что есть общественный интерес. Это ненормально. Мировой опыт показывает, что чем больше демократии, обсуждений, тем лучше для страны. Наши чиновники все-таки из другого времени и склонны придерживаться ручной модели, которая и является главным источником коррупции. Конечно, можно довести эту систему до совершенства, как это было у Сталина, при котором чиновники жили под страхом репрессий. Но если мы хотим жить в современном обществе, нам нужен демократический контроль.

— Вы сказали, что у нас нет промышленной политики. А как же госкорпорации? Как вы оцениваете опыт их создания?

— Я сам был страстным поборником создания госкорпораций в отличие от многих моих коллег, которые говорили, что это не может привести ни к чему, кроме воровства, распила бюджетных средств и так далее. С сожалением должен констатировать, что такие случаи действительно нередки. Но следует отметить и другое: мы живем в мире, где правят промышленные гиганты — «Эйрбас», «Дженерал электрик» и им подобные. Популярный в 90-е годы лозунг «Small is beautiful» («малое — прекрасно») сегодня уже не в моде. Есть понимание, что с гигантами могут конкурировать только другие гиганты.

И еще я хочу заметить, что душа рынка — конкуренция, а не собственность. Вопрос в том, как организовать контроль за работой государственных корпораций. Но то, что они должны существовать, не вызывает сомнений. Мы просто не можем ждать 100 лет, пока через стихийные процессы централизации и концентрации капитала в стратегически важных для страны сферах стихийно начнут формироваться крупные промышленные компании. Думаю, вопрос здесь только в политической воле правительства. Грубо говоря, если мы хотим развивать самолетостроение, нужно вызвать директора соответствующей корпорации и сказать: «Ты обещал построить 100 самолетов, а построил только четыре. Объясни, что тебе мешает?» Это как в футболе: там, если тренер не дает результата, его увольняют. Причем уверен, что для оценки работы корпораций нужно использовать конкретные, в том числе натуральные, показатели.

— Нынешний масштаб участия государства в экономике вы считаете недостаточным, при этом признаете, что с эффективностью госуправления есть проблемы. Правильно ли в такой ситуации требовать, чтобы государство взяло на себя еще больше функций?

— Главная наша проблема в том, что государство участвует там, где не надо, и не участвует там, где следовало бы. Говорят: нужно сначала улучшить государственные институты и уже тогда доверять им проведение структурной политики. Но у нас просто нет столько времени. Поэтому следует заниматься очищением, ректификацией государственного аппарата и одновременно придавать конкретное содержание государственной активности.

— По каким направлениям не хватает этой активности?

— Я уже говорил, что в первую очередь меня беспокоит отсутствие комплексной, последовательной и систематической промышленной политики. Сейчас она носит эпизодический характер: чемпионат мира по футболу, олимпиада, универсиада, остров Русский... Вот, к примеру, обещают: мы выделим столько-то денег на машиностроение. Но дело же не в том, чтобы выделить средства, а в том, чтобы поставить конкретные задачи. Это только на первый взгляд кажется, что натуральные показатели — из прошлого. Например, почему бы нам не восстановить наши дальнемагистральные самолеты? Когда-то было всего две страны, которые имели такие самолеты, — США и СССР. Теперь место СССР занял Евросоюз, и я считаю, что заплатить такую цену за отказ от планирования было хуже, чем преступление.

— Не поздно ли пытаться наверстать упущенное в подобных отраслях?

— Это еще можно сделать. У нас есть порядка 5–7 лет для того, чтобы каким-то образом реанимировать пока подлежащие восстановлению остатки советского научно-технического потенциала. Но для этого нужна политическая воля.

— Недавно в рамках подготовки обновленного варианта «Стратегии-2020» эксперты и представители экономического блока правительства дискутировали о том, может ли федеральный бюджет позволить себе рост расходов. Очевидно, что активная промышленная политика его потребовала бы. Так есть ли для этого ресурсы? И сможет ли государство выступить в роли эффективного предпринимателя?

— Полемике о том, много или мало у нас бюджетных расходов, всегда не хватает конкретики. Что именно вы хотите сделать? Если речь идет о возрождении нашего самолетостроения, то это задача, ради которой можно и увеличить налоги. Когда же значимой цели нет, начинаются абстрактные рассуждения о том, что, условно говоря, фермер эффективнее колхозника. Эффективнее, спору нет, потому что у него свинья своя. Но это истории для детей. Мы же знаем, что есть крупные компании, в которых собственность по форме частная, а по сути не всегда и поймешь, кто ей владеет. Почему автомобиль «мерседес» постоянно высокого качества и многие мечтают его купить? Не потому, что компания «Даймлер» частная, а потому, что есть конкуренция! Компанией управляет менеджер — наемный работник, которого, если продажи вдруг станут падать, просто уволят.

— Как, на ваш взгляд, должен осуществляться выбор приоритетов промышленной политики?

— Выбор осуществляется либо диктатором, либо с помощью демократического обсуждения. Конечно, диктаторы бывают умными и диктаторские режимы могут совершать очень серьезные модернизационные рывки, но слишком страшной ценой — вспомним пример индустриализации 30-х годов.

Мы рассуждаем о том, что государство должно целенаправленно тратить деньги налогоплательщиков на создание конкурентоспособной продукции, предназначенной для продажи. Это очень непростое дело. Но выход здесь только один: чем больше людей будет вовлечено в обсуждение, тем вернее окажется выбор. В Государственной думе заседает 450 человек — пусть то, что они решат, и будет истиной в последней инстанции. Именно так выбираются приоритеты. И чем демократичнее процедура, чем шире дискуссия, тем меньше вероятность ошибки.

— В прошлом году Владимир Путин предложил проект Евразийского союза, то есть более тесной экономической интеграции постсоветских государств. Какими вам видятся перспективы этого объединения?

— Я возлагаю на эту идею серьезные надежды. В конце советской эпохи была подготовлена очень перспективная комплексная программа научно-технического прогресса, охватывающая не только СССР, но и все страны Совета экономической взаимопомощи (СЭВ). Сегодня можно сделать что-то подобное, потому что примитивность структуры экономики характерна и для Белоруссии, и для Казахстана, и для Туркмении, и для всех прочих стран СНГ. Россия должна выступить инициатором программы, предусматривающей координацию экономической политики, экономических стратегий. Разумеется, на основе рыночных, а не административно-командных подходов, то есть использоваться должно индикативное планирование, при котором план выступает не как приказ, а как стимул. Бюджеты наших стран должны быть объединены таким образом, чтобы серийно создавать готовую продукцию, которая бы находила сбыт как в пределах содружества, так и в третьих странах.

Только крупное, более или менее единое экономическое пространство получает преимущества экономии на масштабах и емкие рынки сбыта. И научные исследования, и практика говорят о том, что оптимальная цифра — порядка 250–300 миллионов человек населения. Примерно столько и было в СССР. В России сегодня 140 миллионов. Это ни то ни се: и не Люксембург, который всегда встроен в какую-то более или менее крупную региональную группировку, но и не Китай с его 1,3 триллиона человек, который не нуждается ни в какой интеграции, потому что и без того располагает огромным рынком сбыта. Важно понять одно: Россия больше и богаче всех своих соседей, и именно она должна консолидировать пространство вокруг себя. Но для начала ей придется определиться с собственными приоритетами. Причем это должны быть довольно конкретные приоритеты, связанные с производством, подчеркну еще раз, серийным производством готовых изделий.

— В России стратегии социально-экономического развития разрабатываются на всех уровнях власти. В их обсуждении активно участвуют и ученые-экономисты. Почему же до сих пор не удалось выйти на эти «конкретные» приоритеты?

— Первая причина — пока еще не прошедшая мода на неолиберализм, то есть на наивное восприятие частного бизнеса как исключительного и всемогущего инструмента развития. Вторая причина — неверие самих властей в то, что они смогут грамотно выстроить администрирование, если начнут проводить структурную экономическую политику с выбором стратегических приоритетов.

— Вы упоминали про возможность повышения налогов. Есть ли резерв для роста налоговой нагрузки?

— Мне кажется, нагрузка на бизнес уже достаточно высока. Но на мой и уже не только на мой взгляд, необходимо отказаться от плоской шкалы налогообложения личных доходов. Государство у нас окрепло, налоговое администрирование улучшено, и проблема обеспечения собираемости налогов решаема. Поэтому важно восстановить прогрессивную шкалу подоходного налога. Уверен, мы рано или поздно к этому все равно придем.

— И все-таки риск падения собираемости налогов вполне реален...

— Те, кто не будет платить налоги, заплатят громадные штрафы. Почему в Германии, Италии, Франции, Британии, США это работает? Почему не у нас? Раньше, в 90-е годы, мы сетовали на то, что государство слишком слабо и не может заставить граждан уплачивать установленные налоги. Сейчас с этим вроде бы все в порядке.

Поделиться