— Господин Картер, ваша компания специализируется на поиске интересных с коммерческой точки зрения научных и технологических инноваций. Есть таковые в России?
— Могу сказать, что наука в России исключительно сильна. Здесь работает множество хороших ученых. И, что еще более важно, здесь много ученых, обладающих таким качеством, как креативность. Так что первая цель, которую мы себе ставим, — по-настоящему прийти в Россию, установить связи в тех научных сферах, которые могут иметь перспективы на мировом рынке.
— В каких конкретно сферах вы намерены работать?
— Мои основные сферы деятельности это био- и «чистые» технологии. Я вижу свою задачу в том, чтобы выбрать ограниченное количество, возможно девять-десять, инвестиционных проектов, находящихся на ранней стадии реализации. Затем я намерен вести разговор об их дальнейшем развитии с российским венчурным бизнесом, предлагая со своей стороны половину необходимых денег под те проекты, в которых он окажется заинтересован. Мы сможем развивать их совместно — как для Восточной Европы, так и для остального мира. Помимо научного потенциала, который в России имеется в достатке, необходим лишь опыт ведения бизнеса на базе венчурного финансирования, опыт установления контактов по всему миру. Это как раз нечто новое для России.
— В каких именно отраслях, по вашему мнению, сильна наука в России?
— В первую очередь отмечу физику и инженерное дело — считаю, что это наиболее конкурентоспособные направления. Но и у биологии также исключительно хороший научный потенциал в этой стране. Так что те технологии, которые мы смогли бы сообща успешно развивать в интересах всего остального мира, здесь можно найти.
— В целом существуют ли перспективы для привлечения венчурных инвестиций из стран Запада в Россию?
— Думаю, что шансы на успех очень велики, и объясняется это опять-таки высоким уровнем развития науки. Существует важное различие между Россией, с одной стороны, и Китаем и Индией — с другой. Оно заключается в том, что ученые в России гораздо более креативны. Без этого качества невозможно добиться успеха — взять хотя бы биотехнологии, где движение вперед происходит в потемках и по мере появления новых проблем его направление приходится корректировать. Российские и американские ученые обладают соответствующей способностью в отличие от большинства китайских и индийских. В Китае или Индии легко найти людей, которые будут работать, но не тех, кто сможет изобретать. Для изобретательства нужно не только озарение, но и тщательная проработка проблем, которые перед нами постоянно ставит природа. Способность решать такие задачи — это, как мне кажется, уникальная характеристика ученых наших с вами стран.
— Почему, если российская наука настолько привлекательна, она испытывает такую нехватку финансирования, в частности венчурного?
— Меня уже спрашивали об этом, и проблема действительно существует. Надо понимать, что позитивные изменения не могут быть мгновенными. В России есть наука, природные ресурсы и образованное население, возможно самое образованное на планете. Есть здесь и капитал, пусть далеко не такого объема, каким располагает венчурное сообщество в США. Необходимы лишь первые шаги, первые результаты, и тогда станут доступны еще большие капиталы, а за этим последуют еще более значительные успехи. Так в России может сформироваться свое собственное процветающее венчурное сообщество.
Повторюсь: на мой взгляд, России подошла бы модель совместных инвестиций, когда капитал, мобилизованный на внешних финансовых рынках, соединялся бы с доступными внутри самой России деньгами и использовался для запуска новых технологий. Именно ее я намерен предлагать в вашей стране.
— Что может быть источником российской части инвестиций? Речь о публичных или о частных средствах?
— И о тех, и о других. В России достаточно людей, располагающих крупными свободными финансовыми активами, а также инвесторов, которые хотят диверсифицировать свой портфель и уйти от вложений исключительно в недвижимость, нефть и газ. Думаю, есть и значительные публичные средства, например в Российской венчурной компании. Нужны первые шаги и первые проекты, которые наглядно продемонстрировали бы, что они не просто приносят пользу науке, но и являются хорошим способом вложить деньги.
— Насколько серьезно угрожает российской экономике — в ее современном виде — развитие альтернативной энергетики?
— Обычно все происходит быстрее, чем мы ожидаем. Однако в ближайшие 20 лет нефть и газ будут оставаться главными источниками энергии. Перспективы ядерной энергетики туманны, атомную энергию почти никто не хочет использовать, от строительства новых АЭС повсеместно отказываются. Что касается альтернативных источников энергии, то они, безусловно, будут развиваться, однако все же не смогут стать заменой нефти и газу. Отмечу, что в США крупнейший технологический прорыв последнего времени связан не с альтернативной энергией, а с технологией, позволяющей извлекать нефть из сланцев. Огромные запасы нефти существуют в такой форме в северных районах США и на юге Канады. Их объемы превышают все запасы нефти на Ближнем Востоке! В ближайшее десятилетие США могут стать независимыми от ее импорта. В то же самое время в Штатах ставится задача производить как минимум 20 процентов своей энергии за счет возобновляемых источников, и государство активно финансирует соответствующие технологии. Как и все новые технологии, они развиваются рывками, по принципу «два шага вперед, один назад», но прогресс есть. Пока он не настолько стремителен, чтобы угрожать нефтегазовому бизнесу России.
— Часто отмечается, что в России в силу специфики ее экономики крайне низок спрос на инновации. Вы рассматриваете это как препятствие для развития тех областей, в которых вы специализируетесь?
— Сегодня в России неплохая экономическая ситуация в первую очередь благодаря высоким ценам на нефть. Политические лидеры страны понимают, что на этот фактор нельзя слишком полагаться, резкие падения цен уже случались. Кроме того, нефть — истощаемый ресурс. Я уверен, что правительство заинтересовано в диверсификации экономики. Кроме того, здоровье и безопасность населения — это, возможно, два важнейших требования к успешному правительству. Поэтому так или иначе в России все больше средств будет доступно для инвестирования в медико-биологические науки и в «чистые» технологии, причем это будут как государственные, так и частные деньги. Прямо сейчас у России действительно мало стимулов, чтобы стремиться к уходу от сырьевой зависимости, потому что запасы ключевых ресурсов все еще велики. Однако если вы действительно думаете о будущем, то обязательно должны часть прибыли от продажи нефти и газа инвестировать в новые технологии, в частности в использование возобновляемых ресурсов. Уверен, что именно это будет происходить в России. Все больше средств будет направляться в эти сферы благодаря государственному стимулированию и в силу экономических перспектив таких вложений. Тем более что здесь достаточно природных ресурсов для эффективного развития «чистых» технологий, например для производства этанола и бутанола в качестве транспортного топлива.
— И все таки, откуда взяться стимулам к развитию «чистых» технологий и биотехнологий, если нефтегазовая отрасль остается абсолютным приоритетом как для правительства, так и для инвесторов?
— Российское правительство, как и любое другое, несет ответственность за здоровье и благополучие населения. Технологии, о которых мы говорим и которые сегодня в мире бурно развиваются, радикально меняют уровень здоровья и продолжительность жизни людей. Так что не вижу, почему бы Россия захотела быть в роли отстающего. Это европейская страна, и она всегда будет сравнивать себя с Германией, Францией, США по показателям продолжительности жизни и здоровья. И здесь нельзя считаться конкурентоспособным без того, чтобы иметь сильную базу в новых биотехнологиях. Они стремительно меняют лицо медицины и улучшают здоровье каждого нового поколения людей по всему миру. Средняя ожидаемая продолжительность жизни мужчины-американца уже приближается к 90 годам, а в России она меньше 60 лет. Кто бы ни управлял Россией, такое положение вещей его вряд ли устроит. Я не верю, чтобы лидеры вашей страны спокойно наблюдали, как остальной мир развивает науку, делая ее доступной для своего населения, и ничего не предприняли просто потому, что у них большие запасы нефти и газа. Думаю, будут осуществляться самые разные попытки диверсификации экономики. Интерес же к развитию первоклассной медицины, биотехнологиям и, возможно, в меньшей степени к «чистым» технологиям очевиден. Часть ресурсов, которые придут в эти сферы от внутрироссийских источников, привлечет капиталы со всего мира. Понятно, что венчурное финансирование — это новый для России феномен, и ей придется учиться у других стран.
— Не секрет, что Россия страдает от так называемой утечки мозгов: многие ведущие ученые уезжают за границу. Есть ли шансы переломить эту тенденцию?
— Ученые уезжают, потому что в других странах они могут получить лучшее финансирование и продолжать работу, заниматься делом своей жизни. Иногда причины отъезда академические, иногда — коммерческие. Когда Россия разовьет полноценный рынок венчурного капитала, ученые предпочтут оставаться здесь, поскольку смогут нормально реализовывать свои проекты. Сейчас они практически не имеют доступа к венчурному капиталу. Конечно, пока в России все в основном стремятся инвестировать в нефть, газ или недвижимость. Но ситуация неизбежно изменится, потому что рынок инноваций — а в них российские ученые сильны — стал глобальным. А таланты всегда притягивают капитал.
— Ваши коллеги и конкуренты разделяют ваш интерес к России?
— Этот интерес растет, хотя и довольно медленно. В бизнесе есть термин first mover advantage (преимущество первого хода): тот, кто стартует первым, получает определенную фору. Именно поэтому я здесь. Я не единственный американский венчурный финансист, стремящийся работать в России, но таких пока немного. Со временем нас будет все больше в первую очередь благодаря высокому качеству науки в России. Наш бизнес связан с изобретениями, с созданием совершенно новых, сложнейших продуктов. А это требует инноваций, воображения, гибкого ума — того, что как раз есть у российских ученых. Я обсуждаю все эти вопросы с российским венчурным капиталом начиная с марта. Возможно, в ближайшее время мы сможем прийти к соглашению о совместных усилиях в рамках тех проектов, которые я уже представил на рассмотрение.
