Александр РОДИН, советник директора «Тихоокеанской рыбопромышленной компании», доктор географических наук, бывший глава Госкомрыболовства РФ
Мне довелось возглавлять рыбное хозяйство страны в 1996-1998 годах — сначала как председателю ГКР, а затем в качестве первого заместителя министра сельского хозяйства РФ. Тогда нам удалось добиться увеличения вылова водных биоресурсов — с 3,5 млн тонн в начале 90-х до 5 млн тонн в 1998 году. Сейчас уловы заметно упали.
В 2002 году они опустились ниже 3,5 млн тонн. И, к сожалению, видна тенденция к дальнейшему их снижению.
Общий экономический спад в нашей стране не обошел стороной и рыбную отрасль. Для сравнения: в 1989 году было добыто 11,3 млн тонн рыбопродуктов, сейчас в 3-
4 раза меньше. При этом запасы водных биоресурсов в экономической зоне России стремительно истощаются. В результате их хищнического, бесконтрольного вылова со стороны некоторых коммерческих структур под угрозу поставлено даже существование некогда столь распространенного в российских водах минтая. Речь, по сути, уже идет об угрозе продовольственной безопасности России. Исходя из численности населения России, для внутреннего потребления необходимо иметь
3 млн тонн рыбопродуктов в год (или около 6 млн тонн в виде сырья). А с учетом экспорта Россия должна добывать до 9 млн тонн, и ей это по силам. Вот только создать нормальные условия для работы отечественных рыбаков правительство и Госдума пока не могут.
Добыча в Мировом океане невозможна без научной и разведывательной базы. В начале 90-х годов финансирование этой сферы было практически остановлено. В результате Россия потеряла статус безусловного лидера по добыче пищевых пород рыб. И сегодня на место России в Мировом океане пришли новые игроки — Япония, Норвегия, США, Китай и даже Канада, которая раньше никогда не занималась выловом рыбы в районе экватора. Россия же за эти годы лишилась членства во многих международных рыболовецких ассоциациях. И восстановить потерянное реноме нам будет очень сложно.
Главную ошибку я вижу в том, что высокопоставленные чиновники новой волны не поняли всю важность рыбной отрасли, где работают почти полмиллиона человек (с семьями – не менее полутора миллионов). Проживая в основном на дальних рубежах России, эти люди являются своего рода форпостом, цементирующим российские границы.
С момента ликвидации Министерства рыбного хозяйства в начале 90-х годов в рыбном хозяйстве появилось много некомпетентных чиновников, не имеющих никакого отношения к рыбному хозяйству. Во всем мире только глава министерства может быть фигурой политической. Все его заместители обязаны быть высокопрофессиональными в своей сфере людьми. И пока этого не будет — рассчитывать на возрождение отечественной рыбохозяйственной отрасли не приходится.
Ярким примером того, во что может вылиться некомпетентность руководства, служит история с захватом рыбоохраны погранслужбой РФ в 1998 году. Руководство погранслужбы, не долго думая, тогда решило, что оно одно знает истинные масштабы ущерба от браконьерства.
Назывались даже цифры — 10-12 млрд долл. в год. Абсурдность подобных заявлений налицо. Достаточно сказать, что миллион тонн добытой рыбопродукции эквивалентен примерно одному миллиарду долларов. Если принять логику генералов, размеры хищений должны были превысить все возможные показатели. Истинные же масштабы браконьерства в 1998 году, по данным Госкомрыболовства, составляли не более 500 млн долл.
Однако руководитель погранслужбы настоял на своем. Он составил план, согласно которому рыбоохранный флот переходил от Госкомрыболовства к пограничному ведомству. Однако обещание «охранять рыбу с помощью боевых кораблей и самолетов» закончилось полным фиаско. Контроль над рыбаками обошелся бы бюджету дороже, чем выгода от возвращенной в Россию рыбы. Кроме того, пограничники даже технически не смогли бы выполнить несвойственные им функции. В результате одни структуры были развалены, а новые так и не заработали. Акция нанесла непоправимый вред репутации рыбной отрасли и практически лишила ее охранного флота.
Но, увы, по сравнению с нефтяной или газовой отраслью рыбохозяйственная – это «мелочь». Вот только с социальной и политической стороны она никак не менее значима. Достаточно посетить большинство рыболовецких поселков и городов, чтобы понять всю нелепость заявлений о несметных богатствах рыбаков.
Мнение о том, что соседние с Россией рыболовецкие державы процветают только благодаря рыночной экономике, ошибочно. И в Японии, и в Норвегии, и в других странах рыбная промышленность дотируется лишь на 30-40%. Но мы не просим у российского правительства даже этого. Единственное, в чем без помощи государства рыбакам никак не обойтись – это установление нормальных, цивилизованных правил бизнеса.
Кажется, только ленивый уже не ругал рыбные аукционы. И я, и нынешний глава Госкомрыболовства Евгений Наздратенко, и многие другие официальные и неофициальные лица обращали внимание правительства на то, что аукционы разоряют рыбаков, а следовательно, и всю страну. Но аргументы рыбаков так и не были услышаны.
Как известно, в нефтяной отрасли компаниям достаточно купить лицензию на разработку того или иного месторождения, а в дальнейшем остается платить только общие налоги. Рыбаков же на аукционах каждый раз подвергают, по сути, второму налогообложению, что, кстати, противоречит новому Налоговому кодексу и здравому смыслу. Кроме того, аукционная форма торгов предполагает установление максимальных цен на тот или иной товар. На рыбных же аукционах продают не товар, а квоты — то, чего еще не существует, и неизвестно, будет ли существовать. По сути, аукционы можно было бы назвать «индульгенцией на браконьерство».
Большинство мелких и средних рыбодобывающих предприятий не располагает крупными оборотными средствами, необходимыми для конкуренции с «монстрами» на аукционах. На торгах дело доходит уже до того, что все лоты скупаются двумя-тремя полумафиозными структурами по бешеным ценам, во много раз превосходящим возможную цену от сбыта продукции. Для этих компаний важна только «бумажка», подтверждающая их право на вылов краба, минтая или каких-либо еще ценных пород рыб. Если в «бумажке» указано «100 тонн краба», то можно не сомневаться, что реальные уловы компании будут измеряться тысячами тонн, которые уйдут от нас в обход государственной казны на японских или норвежских промысловых судах.
Все аргументы некоторых специалистов по поводу того, что аукционы наполнили бюджет реальными деньгами, несостоятельны. По данным, которые есть в Госдуме и Счетной палате, реальные поступления в бюджет от рыбохозяйственной отрасли с введением аукционов снизились процентов на 30-40. Особенно это касается региональных бюджетов. Ведь из-за аукционов целые поселки и города рыбаков остались без квот на вылов.
На мой взгляд, распределение квот сейчас должно быть по максимуму формализовано, а правила — жесткими и строгими. Прозрачность действующих аукционов – миф. В действительности никакой схемы распределения квот не существует. Думаю, вся квота должна делиться на четыре неравные части.
Первая квота (40-50%) распределяется на производственные мощности. Наши ржавые корабли — уже далеко не сокровища. Чтобы их загрузить работой, квоты надо распределять согласно имеющимся в наличии у компаний производственным мощностям. Например, если у вас большой пароход – это две условных единицы; маленький пароход – одна условная единица. Такие данные у статистиков есть.
Следующая часть квоты (20-30%) называется «стимулирующей». Здесь речь идет о наборе экономических стимулов и показателей. Если вы хорошо работаете, довели товар до последней стадии обработки, хорошо упаковали, платите людям высокую зарплату – получите повышенную квоту. Если же торгуете сырьем, выплачиваете рыбакам небольшие деньги, да еще с задержками – этой квоты вы не получите вовсе.
Третья часть квоты (около 20%) называется «социальной». Претендовать на нее могут только градообразующие предприятия. Сейчас, как известно, всю «социалку» перевели в муниципалитеты. Между тем, экономика Камчатки или Сахалина на 90% складывается из рыбы. Так вот, все поселки там сейчас развалены, потому что у муниципалитетов нет денег, которые появляются из налогообложения. А платить налоги могут только крупные рыболовецкие предприятия. Местным рыбколхозам, от которых зависит жизнь целых регионов, необходимо выделять социальные квоты. А вот компаниям, где есть только директор, пять охранников, два водителя, две секретарши да три «мерседеса», социальная квота не должна выделяться вовсе, так как никакого градообразующего фактора они не представляют собой.
Четвертая часть квоты (до 10%) касается самой дорогой, высоколиквидной продукции (кроме минтая). Рыбаки согласны, что в нынешние тяжелые для страны времена эта часть квоты должна быть платной. Но распределяемой не на аукционах, а по твердым ценам. Торги способствуют процветанию мафиозных структур, занимающихся разграблением биоресурсов.
Над проблемой распределения квот можно спорить, выдвигать различные концепции. Но главное для государства – услышать самих рыбаков, повернуться лицом к этой важнейшей социально-экономической отрасли.
Пока же этого, увы, не происходит. Вот уже 9 лет в Госдуме «мурыжится» закон «О рыболовстве», который должен четко прописать все правила игры. Но есть силы, слишком заинтересованные в хаосе, творящемся в рыбохозяйственной отрасли. Для них как нельзя более точно подходит фраза «ловить рыбку в мутной воде».
Кроме того, низкий статус Госкомрыболовства не позволяет самостоятельно решать проблемы. Рыбой у нас занимаются шесть различных ведомств, и каждое решение должно пройти длинный ряд согласований и проверок. Получается, как в грустной пословице: «У семи нянек — дитя без глазу»…
Журнал «Бюджет» №1 январь 2003 г.
Мне довелось возглавлять рыбное хозяйство страны в 1996-1998 годах — сначала как председателю ГКР, а затем в качестве первого заместителя министра сельского хозяйства РФ. Тогда нам удалось добиться увеличения вылова водных биоресурсов — с 3,5 млн тонн в начале 90-х до 5 млн тонн в 1998 году. Сейчас уловы заметно упали.
В 2002 году они опустились ниже 3,5 млн тонн. И, к сожалению, видна тенденция к дальнейшему их снижению.
Общий экономический спад в нашей стране не обошел стороной и рыбную отрасль. Для сравнения: в 1989 году было добыто 11,3 млн тонн рыбопродуктов, сейчас в 3-
4 раза меньше. При этом запасы водных биоресурсов в экономической зоне России стремительно истощаются. В результате их хищнического, бесконтрольного вылова со стороны некоторых коммерческих структур под угрозу поставлено даже существование некогда столь распространенного в российских водах минтая. Речь, по сути, уже идет об угрозе продовольственной безопасности России. Исходя из численности населения России, для внутреннего потребления необходимо иметь
3 млн тонн рыбопродуктов в год (или около 6 млн тонн в виде сырья). А с учетом экспорта Россия должна добывать до 9 млн тонн, и ей это по силам. Вот только создать нормальные условия для работы отечественных рыбаков правительство и Госдума пока не могут.
Добыча в Мировом океане невозможна без научной и разведывательной базы. В начале 90-х годов финансирование этой сферы было практически остановлено. В результате Россия потеряла статус безусловного лидера по добыче пищевых пород рыб. И сегодня на место России в Мировом океане пришли новые игроки — Япония, Норвегия, США, Китай и даже Канада, которая раньше никогда не занималась выловом рыбы в районе экватора. Россия же за эти годы лишилась членства во многих международных рыболовецких ассоциациях. И восстановить потерянное реноме нам будет очень сложно.
Главную ошибку я вижу в том, что высокопоставленные чиновники новой волны не поняли всю важность рыбной отрасли, где работают почти полмиллиона человек (с семьями – не менее полутора миллионов). Проживая в основном на дальних рубежах России, эти люди являются своего рода форпостом, цементирующим российские границы.
С момента ликвидации Министерства рыбного хозяйства в начале 90-х годов в рыбном хозяйстве появилось много некомпетентных чиновников, не имеющих никакого отношения к рыбному хозяйству. Во всем мире только глава министерства может быть фигурой политической. Все его заместители обязаны быть высокопрофессиональными в своей сфере людьми. И пока этого не будет — рассчитывать на возрождение отечественной рыбохозяйственной отрасли не приходится.
Ярким примером того, во что может вылиться некомпетентность руководства, служит история с захватом рыбоохраны погранслужбой РФ в 1998 году. Руководство погранслужбы, не долго думая, тогда решило, что оно одно знает истинные масштабы ущерба от браконьерства.
Назывались даже цифры — 10-12 млрд долл. в год. Абсурдность подобных заявлений налицо. Достаточно сказать, что миллион тонн добытой рыбопродукции эквивалентен примерно одному миллиарду долларов. Если принять логику генералов, размеры хищений должны были превысить все возможные показатели. Истинные же масштабы браконьерства в 1998 году, по данным Госкомрыболовства, составляли не более 500 млн долл.
Однако руководитель погранслужбы настоял на своем. Он составил план, согласно которому рыбоохранный флот переходил от Госкомрыболовства к пограничному ведомству. Однако обещание «охранять рыбу с помощью боевых кораблей и самолетов» закончилось полным фиаско. Контроль над рыбаками обошелся бы бюджету дороже, чем выгода от возвращенной в Россию рыбы. Кроме того, пограничники даже технически не смогли бы выполнить несвойственные им функции. В результате одни структуры были развалены, а новые так и не заработали. Акция нанесла непоправимый вред репутации рыбной отрасли и практически лишила ее охранного флота.
Но, увы, по сравнению с нефтяной или газовой отраслью рыбохозяйственная – это «мелочь». Вот только с социальной и политической стороны она никак не менее значима. Достаточно посетить большинство рыболовецких поселков и городов, чтобы понять всю нелепость заявлений о несметных богатствах рыбаков.
Мнение о том, что соседние с Россией рыболовецкие державы процветают только благодаря рыночной экономике, ошибочно. И в Японии, и в Норвегии, и в других странах рыбная промышленность дотируется лишь на 30-40%. Но мы не просим у российского правительства даже этого. Единственное, в чем без помощи государства рыбакам никак не обойтись – это установление нормальных, цивилизованных правил бизнеса.
Кажется, только ленивый уже не ругал рыбные аукционы. И я, и нынешний глава Госкомрыболовства Евгений Наздратенко, и многие другие официальные и неофициальные лица обращали внимание правительства на то, что аукционы разоряют рыбаков, а следовательно, и всю страну. Но аргументы рыбаков так и не были услышаны.
Как известно, в нефтяной отрасли компаниям достаточно купить лицензию на разработку того или иного месторождения, а в дальнейшем остается платить только общие налоги. Рыбаков же на аукционах каждый раз подвергают, по сути, второму налогообложению, что, кстати, противоречит новому Налоговому кодексу и здравому смыслу. Кроме того, аукционная форма торгов предполагает установление максимальных цен на тот или иной товар. На рыбных же аукционах продают не товар, а квоты — то, чего еще не существует, и неизвестно, будет ли существовать. По сути, аукционы можно было бы назвать «индульгенцией на браконьерство».
Большинство мелких и средних рыбодобывающих предприятий не располагает крупными оборотными средствами, необходимыми для конкуренции с «монстрами» на аукционах. На торгах дело доходит уже до того, что все лоты скупаются двумя-тремя полумафиозными структурами по бешеным ценам, во много раз превосходящим возможную цену от сбыта продукции. Для этих компаний важна только «бумажка», подтверждающая их право на вылов краба, минтая или каких-либо еще ценных пород рыб. Если в «бумажке» указано «100 тонн краба», то можно не сомневаться, что реальные уловы компании будут измеряться тысячами тонн, которые уйдут от нас в обход государственной казны на японских или норвежских промысловых судах.
Все аргументы некоторых специалистов по поводу того, что аукционы наполнили бюджет реальными деньгами, несостоятельны. По данным, которые есть в Госдуме и Счетной палате, реальные поступления в бюджет от рыбохозяйственной отрасли с введением аукционов снизились процентов на 30-40. Особенно это касается региональных бюджетов. Ведь из-за аукционов целые поселки и города рыбаков остались без квот на вылов.
На мой взгляд, распределение квот сейчас должно быть по максимуму формализовано, а правила — жесткими и строгими. Прозрачность действующих аукционов – миф. В действительности никакой схемы распределения квот не существует. Думаю, вся квота должна делиться на четыре неравные части.
Первая квота (40-50%) распределяется на производственные мощности. Наши ржавые корабли — уже далеко не сокровища. Чтобы их загрузить работой, квоты надо распределять согласно имеющимся в наличии у компаний производственным мощностям. Например, если у вас большой пароход – это две условных единицы; маленький пароход – одна условная единица. Такие данные у статистиков есть.
Следующая часть квоты (20-30%) называется «стимулирующей». Здесь речь идет о наборе экономических стимулов и показателей. Если вы хорошо работаете, довели товар до последней стадии обработки, хорошо упаковали, платите людям высокую зарплату – получите повышенную квоту. Если же торгуете сырьем, выплачиваете рыбакам небольшие деньги, да еще с задержками – этой квоты вы не получите вовсе.
Третья часть квоты (около 20%) называется «социальной». Претендовать на нее могут только градообразующие предприятия. Сейчас, как известно, всю «социалку» перевели в муниципалитеты. Между тем, экономика Камчатки или Сахалина на 90% складывается из рыбы. Так вот, все поселки там сейчас развалены, потому что у муниципалитетов нет денег, которые появляются из налогообложения. А платить налоги могут только крупные рыболовецкие предприятия. Местным рыбколхозам, от которых зависит жизнь целых регионов, необходимо выделять социальные квоты. А вот компаниям, где есть только директор, пять охранников, два водителя, две секретарши да три «мерседеса», социальная квота не должна выделяться вовсе, так как никакого градообразующего фактора они не представляют собой.
Четвертая часть квоты (до 10%) касается самой дорогой, высоколиквидной продукции (кроме минтая). Рыбаки согласны, что в нынешние тяжелые для страны времена эта часть квоты должна быть платной. Но распределяемой не на аукционах, а по твердым ценам. Торги способствуют процветанию мафиозных структур, занимающихся разграблением биоресурсов.
Над проблемой распределения квот можно спорить, выдвигать различные концепции. Но главное для государства – услышать самих рыбаков, повернуться лицом к этой важнейшей социально-экономической отрасли.
Пока же этого, увы, не происходит. Вот уже 9 лет в Госдуме «мурыжится» закон «О рыболовстве», который должен четко прописать все правила игры. Но есть силы, слишком заинтересованные в хаосе, творящемся в рыбохозяйственной отрасли. Для них как нельзя более точно подходит фраза «ловить рыбку в мутной воде».
Кроме того, низкий статус Госкомрыболовства не позволяет самостоятельно решать проблемы. Рыбой у нас занимаются шесть различных ведомств, и каждое решение должно пройти длинный ряд согласований и проверок. Получается, как в грустной пословице: «У семи нянек — дитя без глазу»…
Журнал «Бюджет» №1 январь 2003 г.
