Публичные финансы – тема непростая. С одной стороны, на ней базируются все мировые экономики, с другой – в России ее развитие находится практически на нуле. О том, какую роль в нашей жизни играет эта наука, рассказывает Валерий МАКАРОВ, академик-секретарь Отделения общественных наук, директор Центрального экономико-математического института Российской академии наук (ЦЭМИ РАН).
– Валерий Леонидович, как наука под названием «публичные финансы» может повлиять на изменение нашей налоговой системы?
– Вообще, с точки зрения теории, налоговая система России просто не выдерживает никакой критики. Самый большой ее недостаток – это наличие налога на добавленную стоимость. Исключительно вредный налог, который в большинстве стран отсутствует.
Возьмем, например, Америку. Это страна, где экономическая теория развита в большей степени, и никакого налога на добавленную стоимость там нет. Есть НДС во Франции, потому что у французов в свое время были причины его ввести.
Мы просто пошли на поводу у Франции. Без особого анализа слепо ввели НДС. Он душит прогрессивную экономику и создает массу условий для всякого рода злоупотреблений (возвратов НДС и так далее). А причиной введения этого налога является то, что мы необразованны в области публичных финансов. И наша задача заключается в том, чтобы эту науку, эти знания как-то популяризировать в России. Необходимо сделать так, чтобы люди лучше представляли себе, что такое публичные финансы. Нужна образовательная деятельность в теории, нужно поднять исследования на более высокий уровень. Жаль, что у нас при всем перечисленном мало настоящих специалистов высокого класса, специалистов в области теории финансов.
– Как выглядит наша страна, как выглядят российские ученые на мировом фоне?
– Слабо. В этой конкретной области каких-то корифеев мирового уровня у нас нет. Нет у нас никаких нобелевских лауреатов. Хотя в мировой практике есть люди, которые работают в области публичных финансов и стали лауреатами. Например, Джозеф Стиглиц – нобелевский лауреат 2000 года. Его учебник по публичным финансам переведен на русский язык. Собственно, переведены даже два учебника – где он является автором и соавтором.
Еще одна причина, по которой в России нет корифеев по публичным финансам, заключается в том, что это действительно очень тонкая область, которая требует длительного выращивания ученого. Причем он может выращиваться только в сложившейся рыночной среде. А у нас эта рыночная среда еще молодая, ей всего 15 лет. Понятно, что за 15 лет шансов вырастить полноценного специалиста в такой сфере нет. Вся надежда на молодых, на новое поколение, на сегодняшних студентов. Может, кто-то из них сделает открытия в этой науке.
– То есть у следующего поколения шансы стать нобелевскими лауреатами в сфере публичных финансов имеются?
– Конечно, шансы есть. Потому что если взять российскую экономическую школу, то там мы преподаем эту науку на самом передовом уровне. В то же время нет никаких сомнений, что количество людей, которые слушают эти курсы и которые являются специалистами, очень невелико. Если взять всех российских экономистов и тех, которых дает российская экономическая школа, получается бесконечно малая величина, просто несколько человек. Я думаю, что из этих людей вырастут такие специалисты, какие будут сравнимы с корифеями уровня Стиглица, Джеймса Тобина (это тоже нобелевский лауреат, работавший в области публичных финансов).
– Валерий Леонидович, но у российских студентов до сих пор нет современного учебника по публичным финансам.
– Если подходить к этому формально, то учебников достаточно много, ведь имеются же в вузах курсы по публичным финансам. Но эти учебники никуда не годятся.
– Почему?
– Они несовременные, похожи на устаревшие инструкции по бухгалтерским проводкам. В них совершенно никак не изложена идейная сторона. Существуют два достойных учебника: Якобсона «Экономика общественного сектора» и Брюммерхоффа «Теория государственных финансов». Но что касается учебника Якобсона, то он, во-первых, не по публичным финансам, а по публичному сектору экономики. А во-вторых, он скорее похож на введение в эту специальность. А «Теория государственных финансов», к сожалению, не получила широкой известности, об этой книге мало кто знает. Так что, можно сказать, что правильного учебника нет.
– Но, возможно, он скоро появится? Ведь профессора читают этот курс в вузах, а значит, есть люди, которые могут написать такой учебник.
– Да, такие курсы есть, и люди есть, и, возможно, они пытаются написать такой учебник. Даже есть соответствующий заказ Мирового банка. И Национальный совет по переподготовке кадров заинтересован в выпуске такого рода издания. Но, тем не менее, учебник пока не появился, и о его скором появлении мечтать, увы, не приходится.
– Почему?
– Причина, я считаю, в том, что публичные финансы при социализме и в современной рыночной экономике – это «две большие разницы». Нужно коренным образом пересмотреть старые подходы, изложить информацию применительно к российским реалиям. Это очень трудно. Я сам читаю курсы по экономике общественного сектора и чувствую, что изложить свои лекции в форме хорошего учебника пока не могу. Конечно, написать плохой учебник ничего не стоит, но у меня есть репутация. Кроме того, для создания достойного учебника надо найти хорошего соавтора, а это очень непросто.
Да и вообще, экономика публичного сектора – исключительно сложная наука, хотя на первый взгляд и кажется, что это совсем легкое дело. Но скажите мне, чем различаются частные и публичные блага? Это очень тонкая материя, а уж изложить ее правильно, по-современному и вовсе невероятно трудно.
– И в чем же заключается эта разница?
– В Российской академии наук сегодня не проводятся масштабные систематические исследования по экономике общественного сектора. И все привычно понимают рыночную экономику достаточно примитивно – что есть экономическая свобода, каждый, кто хочет, производит товары, продает их по таким ценам, по которым может продать. Соответственно люди эти товары покупают. И если просуммировать то, что продано и куплено, то получается пресловутый валовой внутренний продукт. И он считается показателем развития страны – мол, чем больше производится, тем лучше страна живет.
Но на самом деле мировая тенденция состоит в том, что все больше и больше товаров и услуг не продаются на рынке, а предоставляются государством или кем-то еще, какими-то другими институтами в нерыночной или в не совсем рыночной форме. Это закон Вагнера. Был в конце IX века немецкий экономист по фамилии Вагнер, который сформулировал эту тенденцию. Закон Вагнера статистически подтвержден сейчас в развитых странах: примерно 30–40% произведенной продукции, той, что записывается в ВВП, люди получают не через рынок, не рыночным путем, а посредством каких-то других механизмов. Это, соответственно, и есть то, что называется общественным публичным сектором. Количество благ – они называются коллективными или публичными благами – становится все больше. Сейчас их, как я говорил, уже 30–40% от всех произведенных и потребленных благ.
– Приведите, пожалуйста, пример этих коллективных благ.
– Классические коллективные блага – это услуги образования, здравоохранения. Государство бесплатно дает их гражданам, конечно, все меньше и меньше, но все же дает.
Существует также и совокупность этих благ. Это оборона, всевозможные инфраструктурные вещи (дороги, уличное освещение и т. д.). Это то, что государство предоставляет публике бесплатно или не по рыночным ценам, вот как прогноз погоды. Или такой классический пример – маяк, который указывает дорогу кораблям… Таких примеров можно приводить множество.
Так же много и других самых разнообразных благ, которые предоставляет не государство, а сами граждане. Они объединяются, производят это коллективное благо и сами же его потребляют. Например, это какие-то клубы, когда люди объединяются и получают удовольствие (клуб любителей шахмат, клуб филателистов). Подобные блага люди производят и потребляют нерыночным путем. Или, например, когда люди образуют семью, то их уровень, их функция полезности заметно возрастает. Но они же не купили это благо на рынке, а приобрели его каким-то другим способом.
Все это необходимо учитывать в статистике. Именно эту сферу изучают публичные финансы. А у нас в статистике отражаются только те блага, которые предоставляет государство, собирая за них налоги. И такие данные формируют заведомо неверную картину.
– Странно, что государственные мужи не принимают в расчет такую науку, как публичные финансы. Ведь очевидно, что с налогами далеко не все в порядке. Почему, например, не создать институт, не поставить развитие этой науки на государственную основу, чтобы впоследствии была возможность в массовом порядке производить таких специалистов, которые могли бы поднять нашу экономику?
– Частично это связано с некоторой инерционностью. Для того чтобы какое-то дело началось, должна быть исходная точка роста. Требуется значительное время. Таких людей в течение нескольких лет не подготовить и не раскрутить.
Почему на государственном уровне вопрос не поднимается, трудно сказать. Этот вопрос в какой-то степени даже политический. Если говорить о движении и об инициативе снизу, то у нас есть ассоциация, созданная в Санкт-Петербурге. Это ассоциация людей, связанных с экономикой публичного сектора. То есть гражданское общество постепенно начинает проявлять свою инициативу. Кроме того, у нас нет трибуны, нет – если по-старому называть – «всесоюзного съезда экономистов».
– Но ведь проводятся же разные конгрессы...
– Вот именно, что разные. Сейчас есть конгрессы философов, социологов, а вот конгрессов экономистов до сих пор нет.
– С чем это связано?
– Причина проста – среди экономистов слишком много различных течений, а есть экономические группировки, которые просто друг с другом не разговаривают. Поэтому провести такой объединительный съезд экономистов практически невозможно. Одни экономисты не слушают и не приемлют других. И если проводятся разного рода конференции, то одна группировка другую просто не приглашает. Среди экономистов, увы, существуют эти барьеры, хоть и искусственные, но очень прочные. И это основное препятствие для того, чтобы появилась такая «всесоюзная» трибуна, где можно озвучить проблемы публичных финансов. А пока этой трибуны нет, нет и реакции сверху. Ведь если об этих проблемах где-то и говорится, то это маленькие площадки, о которых не слышно и не известно почти никому. Вот, например, создали ассоциацию в Петербурге. И кто о ней знает? Практически никто. Такое у нас экономическое сообщество – одни других ненавидят, не хотят общаться.
Впрочем, это противостояние и нежелание консолидироваться не является чисто российским изобретением. В переходных экономиках такое случается частенько. Взять, например, Латинскую Америку, Аргентину или Бразилию. Там примерно такая же ситуация – есть различные экономические группировки, которые не общаются друг с другом. В конце концов, это неизбежно приведет к объединению. Я надеюсь, что и в России мы придем к тому, что у нас будет всероссийский съезд экономистов, на котором смогут выступать люди с объединительными докладами. Съезд, на котором можно будет сказать, что публичные финансы – это одна из важнейших для России областей и что наша страна сильно отстает в этой сфере от развитых государств.
– Ваш прогноз – когда примерно ситуация изменится?
– Насчет объединения… Я думаю, что мы, конечно, объединимся, но произойдет это не сейчас, а в ближайшие годы. Что касается публичных финансов, то мы сможем выйти на мировой уровень, но двух-трех лет на это нам не хватит. Я думаю, еще лет десять налоговая система будет соответствовать нашей современной экономической теории. А это, как я уже говорил, пока что крайне отсталая теория. Один из недостатков нашей налоговой системы – уклон в фискальность. Ее главная цель, увы, заключается в том, чтобы содрать с людей побольше денег. А ведь у налоговой системы есть еще и другая функция – стимулирующая. Она должна стимулировать все прогрессивное и давить отсталое. Но эта стимулирующая роль нашей налоговой системы очень близка к нулю.
Правда, сейчас вышло правительственное постановление о свободных экономических зонах. В нем говорится, что инновации будут освобождены от налогов. Но надо посмотреть, как это постановление еще будет работать. Пока что наша налоговая система, призванная стимулировать высокотехнологичный бизнес, никак его не стимулирует, а наоборот, давит. И это одна из причин того, что теоретически мы так слабо подкованы в области публичных финансов.
Беседовала Светлана СТРЕЛЬНИКОВА
Справка «Бюджета»
Валерий Леонидович МАКАРОВ, академик-секретарь Отделения общественных наук, директор Центрального экономико-математического института Российской академии наук (ЦЭМИ РАН)
Родился 25 мая 1937 года в г. Новосибирске.
В 1960 г. окончил Московский государственный экономический институт (диплом о высшем образовании по специальности «Экономист», специализация «Экономика труда»).
1960–1983 гг. – работал в Институте математики Сибирского отделения Академии наук СССР, должности: младший научный сотрудник, старший научный сотрудник, заведующий лабораторией, заведующий Математико-экономическим отделом, заместитель директора.
1975–1983 гг. – заведующий кафедрой теоретической кибернетики Новосибирского государственного университета.
В 1979 г. избран членом-корреспондентом Академии наук СССР по специальности «Экономика».
1980–1983 гг. – главный Ученый секретарь Сибирского отделения Академии наук СССР.
1983–1985 гг. – директор Всесоюзного научно-исследовательского института проблем организации и управления при Государственном комитете по науке и технике СССР.
1983 г. – профессор Московского государственного университета, сначала на математическом (до 1987 г.), потом на экономическом факультете.
С 1985 г. по настоящее время – директор ЦЭМИ РАН, научный руководитель Отделения теоретической экономики и математических исследований и лаборатории экспериментальной экономики ЦЭМИ РАН.
C 1990 г. – академик Академии наук СССР (РАН) по специальности «Экономика».
– Валерий Леонидович, как наука под названием «публичные финансы» может повлиять на изменение нашей налоговой системы?
– Вообще, с точки зрения теории, налоговая система России просто не выдерживает никакой критики. Самый большой ее недостаток – это наличие налога на добавленную стоимость. Исключительно вредный налог, который в большинстве стран отсутствует.
Возьмем, например, Америку. Это страна, где экономическая теория развита в большей степени, и никакого налога на добавленную стоимость там нет. Есть НДС во Франции, потому что у французов в свое время были причины его ввести.
Мы просто пошли на поводу у Франции. Без особого анализа слепо ввели НДС. Он душит прогрессивную экономику и создает массу условий для всякого рода злоупотреблений (возвратов НДС и так далее). А причиной введения этого налога является то, что мы необразованны в области публичных финансов. И наша задача заключается в том, чтобы эту науку, эти знания как-то популяризировать в России. Необходимо сделать так, чтобы люди лучше представляли себе, что такое публичные финансы. Нужна образовательная деятельность в теории, нужно поднять исследования на более высокий уровень. Жаль, что у нас при всем перечисленном мало настоящих специалистов высокого класса, специалистов в области теории финансов.
– Как выглядит наша страна, как выглядят российские ученые на мировом фоне?
– Слабо. В этой конкретной области каких-то корифеев мирового уровня у нас нет. Нет у нас никаких нобелевских лауреатов. Хотя в мировой практике есть люди, которые работают в области публичных финансов и стали лауреатами. Например, Джозеф Стиглиц – нобелевский лауреат 2000 года. Его учебник по публичным финансам переведен на русский язык. Собственно, переведены даже два учебника – где он является автором и соавтором.
Еще одна причина, по которой в России нет корифеев по публичным финансам, заключается в том, что это действительно очень тонкая область, которая требует длительного выращивания ученого. Причем он может выращиваться только в сложившейся рыночной среде. А у нас эта рыночная среда еще молодая, ей всего 15 лет. Понятно, что за 15 лет шансов вырастить полноценного специалиста в такой сфере нет. Вся надежда на молодых, на новое поколение, на сегодняшних студентов. Может, кто-то из них сделает открытия в этой науке.
– То есть у следующего поколения шансы стать нобелевскими лауреатами в сфере публичных финансов имеются?
– Конечно, шансы есть. Потому что если взять российскую экономическую школу, то там мы преподаем эту науку на самом передовом уровне. В то же время нет никаких сомнений, что количество людей, которые слушают эти курсы и которые являются специалистами, очень невелико. Если взять всех российских экономистов и тех, которых дает российская экономическая школа, получается бесконечно малая величина, просто несколько человек. Я думаю, что из этих людей вырастут такие специалисты, какие будут сравнимы с корифеями уровня Стиглица, Джеймса Тобина (это тоже нобелевский лауреат, работавший в области публичных финансов).
– Валерий Леонидович, но у российских студентов до сих пор нет современного учебника по публичным финансам.
– Если подходить к этому формально, то учебников достаточно много, ведь имеются же в вузах курсы по публичным финансам. Но эти учебники никуда не годятся.
– Почему?
– Они несовременные, похожи на устаревшие инструкции по бухгалтерским проводкам. В них совершенно никак не изложена идейная сторона. Существуют два достойных учебника: Якобсона «Экономика общественного сектора» и Брюммерхоффа «Теория государственных финансов». Но что касается учебника Якобсона, то он, во-первых, не по публичным финансам, а по публичному сектору экономики. А во-вторых, он скорее похож на введение в эту специальность. А «Теория государственных финансов», к сожалению, не получила широкой известности, об этой книге мало кто знает. Так что, можно сказать, что правильного учебника нет.
– Но, возможно, он скоро появится? Ведь профессора читают этот курс в вузах, а значит, есть люди, которые могут написать такой учебник.
– Да, такие курсы есть, и люди есть, и, возможно, они пытаются написать такой учебник. Даже есть соответствующий заказ Мирового банка. И Национальный совет по переподготовке кадров заинтересован в выпуске такого рода издания. Но, тем не менее, учебник пока не появился, и о его скором появлении мечтать, увы, не приходится.
– Почему?
– Причина, я считаю, в том, что публичные финансы при социализме и в современной рыночной экономике – это «две большие разницы». Нужно коренным образом пересмотреть старые подходы, изложить информацию применительно к российским реалиям. Это очень трудно. Я сам читаю курсы по экономике общественного сектора и чувствую, что изложить свои лекции в форме хорошего учебника пока не могу. Конечно, написать плохой учебник ничего не стоит, но у меня есть репутация. Кроме того, для создания достойного учебника надо найти хорошего соавтора, а это очень непросто.
Да и вообще, экономика публичного сектора – исключительно сложная наука, хотя на первый взгляд и кажется, что это совсем легкое дело. Но скажите мне, чем различаются частные и публичные блага? Это очень тонкая материя, а уж изложить ее правильно, по-современному и вовсе невероятно трудно.
– И в чем же заключается эта разница?
– В Российской академии наук сегодня не проводятся масштабные систематические исследования по экономике общественного сектора. И все привычно понимают рыночную экономику достаточно примитивно – что есть экономическая свобода, каждый, кто хочет, производит товары, продает их по таким ценам, по которым может продать. Соответственно люди эти товары покупают. И если просуммировать то, что продано и куплено, то получается пресловутый валовой внутренний продукт. И он считается показателем развития страны – мол, чем больше производится, тем лучше страна живет.
Но на самом деле мировая тенденция состоит в том, что все больше и больше товаров и услуг не продаются на рынке, а предоставляются государством или кем-то еще, какими-то другими институтами в нерыночной или в не совсем рыночной форме. Это закон Вагнера. Был в конце IX века немецкий экономист по фамилии Вагнер, который сформулировал эту тенденцию. Закон Вагнера статистически подтвержден сейчас в развитых странах: примерно 30–40% произведенной продукции, той, что записывается в ВВП, люди получают не через рынок, не рыночным путем, а посредством каких-то других механизмов. Это, соответственно, и есть то, что называется общественным публичным сектором. Количество благ – они называются коллективными или публичными благами – становится все больше. Сейчас их, как я говорил, уже 30–40% от всех произведенных и потребленных благ.
– Приведите, пожалуйста, пример этих коллективных благ.
– Классические коллективные блага – это услуги образования, здравоохранения. Государство бесплатно дает их гражданам, конечно, все меньше и меньше, но все же дает.
Существует также и совокупность этих благ. Это оборона, всевозможные инфраструктурные вещи (дороги, уличное освещение и т. д.). Это то, что государство предоставляет публике бесплатно или не по рыночным ценам, вот как прогноз погоды. Или такой классический пример – маяк, который указывает дорогу кораблям… Таких примеров можно приводить множество.
Так же много и других самых разнообразных благ, которые предоставляет не государство, а сами граждане. Они объединяются, производят это коллективное благо и сами же его потребляют. Например, это какие-то клубы, когда люди объединяются и получают удовольствие (клуб любителей шахмат, клуб филателистов). Подобные блага люди производят и потребляют нерыночным путем. Или, например, когда люди образуют семью, то их уровень, их функция полезности заметно возрастает. Но они же не купили это благо на рынке, а приобрели его каким-то другим способом.
Все это необходимо учитывать в статистике. Именно эту сферу изучают публичные финансы. А у нас в статистике отражаются только те блага, которые предоставляет государство, собирая за них налоги. И такие данные формируют заведомо неверную картину.
– Странно, что государственные мужи не принимают в расчет такую науку, как публичные финансы. Ведь очевидно, что с налогами далеко не все в порядке. Почему, например, не создать институт, не поставить развитие этой науки на государственную основу, чтобы впоследствии была возможность в массовом порядке производить таких специалистов, которые могли бы поднять нашу экономику?
– Частично это связано с некоторой инерционностью. Для того чтобы какое-то дело началось, должна быть исходная точка роста. Требуется значительное время. Таких людей в течение нескольких лет не подготовить и не раскрутить.
Почему на государственном уровне вопрос не поднимается, трудно сказать. Этот вопрос в какой-то степени даже политический. Если говорить о движении и об инициативе снизу, то у нас есть ассоциация, созданная в Санкт-Петербурге. Это ассоциация людей, связанных с экономикой публичного сектора. То есть гражданское общество постепенно начинает проявлять свою инициативу. Кроме того, у нас нет трибуны, нет – если по-старому называть – «всесоюзного съезда экономистов».
– Но ведь проводятся же разные конгрессы...
– Вот именно, что разные. Сейчас есть конгрессы философов, социологов, а вот конгрессов экономистов до сих пор нет.
– С чем это связано?
– Причина проста – среди экономистов слишком много различных течений, а есть экономические группировки, которые просто друг с другом не разговаривают. Поэтому провести такой объединительный съезд экономистов практически невозможно. Одни экономисты не слушают и не приемлют других. И если проводятся разного рода конференции, то одна группировка другую просто не приглашает. Среди экономистов, увы, существуют эти барьеры, хоть и искусственные, но очень прочные. И это основное препятствие для того, чтобы появилась такая «всесоюзная» трибуна, где можно озвучить проблемы публичных финансов. А пока этой трибуны нет, нет и реакции сверху. Ведь если об этих проблемах где-то и говорится, то это маленькие площадки, о которых не слышно и не известно почти никому. Вот, например, создали ассоциацию в Петербурге. И кто о ней знает? Практически никто. Такое у нас экономическое сообщество – одни других ненавидят, не хотят общаться.
Впрочем, это противостояние и нежелание консолидироваться не является чисто российским изобретением. В переходных экономиках такое случается частенько. Взять, например, Латинскую Америку, Аргентину или Бразилию. Там примерно такая же ситуация – есть различные экономические группировки, которые не общаются друг с другом. В конце концов, это неизбежно приведет к объединению. Я надеюсь, что и в России мы придем к тому, что у нас будет всероссийский съезд экономистов, на котором смогут выступать люди с объединительными докладами. Съезд, на котором можно будет сказать, что публичные финансы – это одна из важнейших для России областей и что наша страна сильно отстает в этой сфере от развитых государств.
– Ваш прогноз – когда примерно ситуация изменится?
– Насчет объединения… Я думаю, что мы, конечно, объединимся, но произойдет это не сейчас, а в ближайшие годы. Что касается публичных финансов, то мы сможем выйти на мировой уровень, но двух-трех лет на это нам не хватит. Я думаю, еще лет десять налоговая система будет соответствовать нашей современной экономической теории. А это, как я уже говорил, пока что крайне отсталая теория. Один из недостатков нашей налоговой системы – уклон в фискальность. Ее главная цель, увы, заключается в том, чтобы содрать с людей побольше денег. А ведь у налоговой системы есть еще и другая функция – стимулирующая. Она должна стимулировать все прогрессивное и давить отсталое. Но эта стимулирующая роль нашей налоговой системы очень близка к нулю.
Правда, сейчас вышло правительственное постановление о свободных экономических зонах. В нем говорится, что инновации будут освобождены от налогов. Но надо посмотреть, как это постановление еще будет работать. Пока что наша налоговая система, призванная стимулировать высокотехнологичный бизнес, никак его не стимулирует, а наоборот, давит. И это одна из причин того, что теоретически мы так слабо подкованы в области публичных финансов.
Беседовала Светлана СТРЕЛЬНИКОВА
Справка «Бюджета»
Валерий Леонидович МАКАРОВ, академик-секретарь Отделения общественных наук, директор Центрального экономико-математического института Российской академии наук (ЦЭМИ РАН)
Родился 25 мая 1937 года в г. Новосибирске.
В 1960 г. окончил Московский государственный экономический институт (диплом о высшем образовании по специальности «Экономист», специализация «Экономика труда»).
1960–1983 гг. – работал в Институте математики Сибирского отделения Академии наук СССР, должности: младший научный сотрудник, старший научный сотрудник, заведующий лабораторией, заведующий Математико-экономическим отделом, заместитель директора.
1975–1983 гг. – заведующий кафедрой теоретической кибернетики Новосибирского государственного университета.
В 1979 г. избран членом-корреспондентом Академии наук СССР по специальности «Экономика».
1980–1983 гг. – главный Ученый секретарь Сибирского отделения Академии наук СССР.
1983–1985 гг. – директор Всесоюзного научно-исследовательского института проблем организации и управления при Государственном комитете по науке и технике СССР.
1983 г. – профессор Московского государственного университета, сначала на математическом (до 1987 г.), потом на экономическом факультете.
С 1985 г. по настоящее время – директор ЦЭМИ РАН, научный руководитель Отделения теоретической экономики и математических исследований и лаборатории экспериментальной экономики ЦЭМИ РАН.
C 1990 г. – академик Академии наук СССР (РАН) по специальности «Экономика».
