— Андрей Михайлович, до назначения на одну из ключевых должностей МЧС России вы некоторое время проработали в Федеральном казначействе...
— Да, восемь лет.
— Насколько казначейский опыт помогает вам управлять финансами такого огромного российского ведомства?
— На 100 процентов. После того как я перешел на работу в МЧС, у нас был разговор с Татьяной Геннадьевной Нестеренко. Я, кстати, считаю ее одним из своих самых главных учителей и в жизни, и в профессии. Она укорила меня за то, что я забрал из системы Минфина и Федерального казначейства нескольких первоклассных специалистов. «Поймите, Татьяна Геннадьевна, мы же лучшие казначейские технологии воплощаем в жизнь», — оправдывал я себя.
Когда я работал в казначействе, мы всем рассказывали, как необходимо жить: разъясняли бюджетный порядок, финансовое право, нормативные документы. Когда осуществляли санкционирование платежей и потом, переняв полномочия Росфиннадзора, уже приходили с проверкой, мы рассказывали, как должно быть. Теперь, имея всю эту базу, понимая, как должно быть поставлено дело, мне проще решать задачи, которые стоят перед главным распорядителем бюджетных средств. Тот опыт, те знания, которые были получены в ходе работы в казначействе, они сейчас помогают мне и всему коллективу финансового блока.
— У ГРБС нередко возникают претензии к казначейству. Как клиент казначейства как вы оцениваете его работу?
— Получается, что я побывал и на той стороне, и на другой. Собственно, я и раньше видел и знал наши проблемы (а проблемы есть у всех). Но сейчас я на те же вопросы посмотрел немного по-иному. Иногда в казначейских порядках присутствует излишний формализм, но это относится к любому органу исполнительной власти. Иногда имеют место проблемы, связанные с работой информационных систем. Это тоже понятно: любая, даже самая совершенная и дорогая машина порой ломается. Если бы я был просто клиентом казначейства, то наверняка бы сетовал: вот опять у них не работает. Теперь я понимаю, почему иногда не работает, почему иногда забюрократизировано. Это скорее плюс для меня, так как я вижу полное оправдание действий моих бывших коллег в любой проблемной ситуации.
И, возвращаясь к вопросу, чем мне помогло казначейство в моей сегодняшней работе, хочу сказать: там я воспитал в себе пунктуальность и внимание к мелочам — очень важные детали. Вроде бы какие-то мелкие вещи, но ты понимаешь, что сделать нужно именно так, иначе за это потом накажут. Я считаю, что абсолютно у каждого руководителя на стене должен висеть лозунг «Все свои действия необходимо расценивать с точки зрения последующей проверки». Надеяться на то, что не проверят, не узнают, — нельзя! Мы обязаны абсолютно четко понимать, что все действия будут подвергнуты оценке со стороны контрольных органов. Когда об этом помнишь, гораздо легче принимать решения, они становятся более четкими.
Что касается казначейской системы, если мыслить глобально, то она практически идеальна, то есть настолько совершенна, насколько это вообще может быть. За годы своего существования ведомству удалось выработать такие механизмы, так подобрать кадры и отработать нормативную базу, что все, как я считаю, особенно финансисты в исполнительных органах власти, должны брать пример с ведомства и перенимать его лучшие практики. Мы это сейчас делаем. Например, реализовали пилотный проект: в девяти субъектах Российской Федерации создали новую организационную модель наших территориальных органов. Мы ведь понимаем, что в условиях ограниченности денег есть два способа решить поставленные задачи: идти просить денег или искать внутренние ресурсы. Мы стараемся всегда идти по второму пути.
В системе МЧС очень много юридических лиц. В регионе есть главное управление, а под ним еще несколько юрлиц, которых по стране набирается больше тысячи. И каждое — это бухгалтер, кадровик, юрист, каждое генерит закупки. Вопрос объединения, централизации стоит остро. На одной территории должно быть одно юридическое лицо, один бюджетополучатель. В девяти субъектах Российской Федерации, как я уже сказал, это уже сделано. С 1 января 2020 года будем централизовывать территориальные подразделения в оставшихся 76 регионах. И в этом большом деле мы используем опыт Федерального казначейства.
Помните, когда казначейство переходило с трехуровневой системы на двухуровневую, ликвидировали территориальные органы в муниципальных районах и передавали их функции на региональный уровень? Сейчас мы работаем примерно по той же схеме. Коллеги из УФК на местах нам очень помогают. Возникает масса бухгалтерских, финансовых вопросов — здесь закрыть счета, здесь открыть, здесь изменить порядок доведения лимитов, здесь изменить расходное расписание, — поэтому требуется специфическая компетенция. И мои коллеги берутся за эту работу и в ручном режиме доводят все до ума. Сокращений не произойдет. Наша задача — сохранить кадровый состав. Конечно, имеется кадровая ротация, проводится переобучение. Реформу мы запустили с начала года и непосредственно к реструктуризации плавно подготовились — с 1 июля девять регионов работают уже в новом режиме. Сейчас мы по отработанной схеме готовимся к централизации в других регионах.
— Андрей Михайлович, вы работали в казначейской почти идеальной, как вы сами отметили, системе, перешли на работу в МЧС, где, как в принципе в любом ФОИВ, идеально не все. С чего вы начали свою работу по приближению организации работы к целевой модели?
— Ну, вопрос немного некорректный. Почему у нас все неидеально? В
А вот недавнее наводнение в Хабаровском крае. Объем подтоплений там был в сотни раз больше, чем в Иркутской области, а объем ущерба в разы меньше. В Хабаровском крае подтопило всего 4,5 тысячи домов, а в Тулуне, Нижнеудинске Иркутской области — 20 тысяч. Благодаря профессионализму и интуиции наших специалистов удалось сохранить Комсомольск-на-Амуре. В середине июля, когда стало известно об угрозе наводнения, на Амуре была построена дополнительная дамба, и город уберегли. Потратили 70 миллионов рублей, а если бы этого не сделали, то ущерб составил бы 2 миллиарда.
— Еще один ресурс — это доход от платных услуг, которые оказывает ведомство. Есть планы усилить эту работу?
— Безусловно. Работу по оказанию платных услуг мы наращиваем. Мы сделали анализ структуры доходов, посмотрели, откуда у нас идут поступления. Исходя из этого, определили направления деятельности, которые дадут дополнительный доход для министерства и в целом для Российской Федерации, и, соответственно, стали эти направления развивать. Условно говоря, есть у нас одно окошко, и у него — огромная очередь. Мы делаем небольшие вложения и открываем еще несколько окон. Вот Уральский институт Государственной противопожарной службы МЧС имеет полигон, и на этом полигоне им была необходима некая установка для того, чтобы они могли обучать коммерческие организации. Мы приобретаем эту установку, и они начинают больше зарабатывать.
То есть такие технологии мы начинаем вводить для того, чтобы не только генерить расходные обязательства Российской Федерации, но и приносить доходы. У нас есть значительное количество так называемых договорных отношений с хозяйствующими субъектами — опасными производствами. Эти субъекты, от которых, как мы понимаем, потенциально может исходить некая угроза, берут на себя вопросы содержания нашего личного состава, техники.
Тем самым мы уменьшаем нагрузку на федеральный бюджет. Кроме того, эти силы могут осуществлять и прикрытие близлежащего населенного пункта в случае необходимости.
Еще одно направление деятельности, которое приносит определенный доход, — это надзор (я говорю об администрировании штрафов). Мы осуществляем четыре вида надзора: федеральный государственный пожарный надзор, федеральный государственный надзор в области защиты населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера, надзор на воде (обеспечение безопасности людей на водных объектах), а также государственный надзор в области гражданской обороны. Сейчас наша задача — обеспечить прозрачность работы наших надзорных специалистов.
У надзора всегда есть коррупционная составляющая, поэтому сотрудник, который выполняет эти полномочия, должен хорошо осознавать, что за ним тоже есть контроль и он должен будет ответить за свое действие или бездействие. Но коррупция может развиваться только в благоприятной среде. Если условий нет, то и коррупции не будет. Сейчас мы чаще боремся с последствиями коррупции, а не с причинами ее возникновения. Есть вилка принятия решения — это коррупционный элемент, есть возможность вообще не выносить решение — опять коррупционный. То есть нужна более четкая нормативная база. Мы сейчас в этом направлении работаем.
Усиливаем позицию надзора и с точки зрения финансирования этого направления. Вплоть до того, что оснастили инспектора пожарного надзора небольшой камерой, с которой он приходит на объект. Камера все фиксирует, инспектор составляет протокол — у него есть видеофайл, который ни изменить, ни скорректировать невозможно.
— А рычагов воздействия у МЧС на нарушителя достаточно?
— Тема не совсем моя. Но раз уж мы об этом заговорили, дам оценку не как должностное лицо, а как человек, немного знающий эту историю. В советское время все было зарегулировано, все жили по установленным правилам. В начале
В принципе, наверное, можно отказаться от всех проверок, но психология человека такова, что если у него не будет чувства неотвратимости наказания, то он не всегда все будет делать как должно. Один раз проскочил, второй раз проскочил, но в конце концов не проскочит. И это особенно страшно, когда дело касается мест массового пребывания людей, инфраструктурных объектов. Вновь зарегистрированного индивидуального предпринимателя нельзя проверять несколько лет. Он организует развлекательную площадку, на которой устраивает дискотеку и файер-шоу. Представляете, что может произойти? По моему мнению, у нас слишком мягкие подходы ко всему, что касается безопасности людей. Если ужесточить требования к обеспечению безопасности, усилить контроль, увеличить число проверок, конечно, это усложнит жизнь бизнеса. И быть может, этого и не нужно делать. Но есть же и цивилизованные механизмы, их уже кто-то придумал.
Я не ратую за то, чтобы к каждому объекту, на котором есть потенциальная опасность жизни и здоровью граждан, приставить по пожарному инспектору. Но вот обязать владельцев эти объекты страховать необходимо. А уж страховщик всю душу вынет из того, кто не укладывается в рамки. Например, если кто-то попробует застраховать битую машину или ту, за которой числится много нарушений, то выставят большой ценник за страховку. Такая же система должна работать и для наших подконтрольных объектов. Мы к этому идем, работаем совместно с аппаратом Правительства РФ, Минэкономразвития России, общественной организацией «Деловая Россия». При этом, конечно, необходимо соблюсти баланс интересов, чтобы бизнес не пострадал, но в то же время приоритеты безопасности граждан были на первом месте независимо ни от чего.
— Андрей Михайлович, давайте снова вернемся в сферу вашей ответственности. Вы непосредственно участвуете в подготовке федерального бюджета в части финансирования системы МЧС. Могли бы отметить какие-то нюансы финансирования предстоящего года?
— Мы даем предложения, свои проектировки, а дальше — бюджетный процесс. Каждый год есть определенные сложности. Этот год особенно не отличается от предыдущих лет.
— Финансирование достаточное?
— Скажите, а вам достаточно тех доходов, которые вы сейчас имеете? Сущность человеческая такова, что нам все время хочется чего-то большего. Конечно, есть вещи, за которые мы боремся. Например, уровень оплаты труда личного состава в целом. Спасибо в первую очередь Президенту Российской Федерации, что наши просьбы были услышаны. Мы сейчас повысили зарплату, люди уже получили повышенную оплату труда. В следующем году будет очередное повышение. Также у нас пересмотрен подход к оплате труда работников, которые не носят погоны. У нас зарплата сотрудников в погонах превышала зарплату работников без них в три раза. А когда люди приезжают на объект, работают все одинаково — те, что без погон, в сторонке не курят. Сейчас у нас задача — их обеспечение подтянуть. Пока все, что хотели, мы не получили — бюджет не резиновый, но подвижки в этом направлении уже есть. Это первый вопрос.
Второй глобальный вопрос — это техническое оснащение. К сожалению, у нас кое-где еще есть техника
Опыт работы в казначействе научил меня выстраивать новые подходы к работе: нельзя постоянно ходить и просить — надо думать, искать внутренние резервы. Мы ведь не просто пришли в правительство: дайте нам денег на зарплату. Мы начали организационную реформу (о чем я уже говорил), а образовавшуюся экономию направили на повышение оплаты труда. Мы, конечно, сэкономим, заработаем, но без помощи государства, безусловно, не обойтись.
— Можно добавить: правомерно и эффективно используем то, что выделили. И вот здесь необходим ведомственный контроль. Как он организован в МЧС?
— У меня есть любимое выражение, мной и сформулированное: «Вопрос отсутствия денег — это не вопрос их наличия, а вопрос их правильного использования». Сейчас мы создали контрольно-ревизионное управление — свой внутренний финансовый контроль. И это хороший стимул для наших руководителей территориальных органов, подведомственных учреждений. Счетная палата и Федеральное казначейство до всех не дойдут.
— Но и центральному аппарату непросто. У вас же огромное количество территориальных органов, широкая подведомственная сеть. При планировании проверок используете риск-ориентированный подход?
— И здесь мне помогает опыт прошлых лет. Есть определенные критерии, по которым мы понимаем, что объект находится в зоне риска. В принципе это можно назвать риск-ориентированным подходом, хотя я бы сказал так: мы знаем свои слабые места. Например, где у нас больше всего денег, там больше всего шансов выявить проблему. Проблемы и там, где осуществляется большое количество закупок, большой личный состав. Все это мы сопоставляем с поступающими жалобами, информацией из Счетной палаты и Федерального казначейства. То есть мы выписываем все проблемы, а дальше ранжируем риски по степени вероятности наступления и значимости последствий. Кроме того, есть еще и интуиция. Она в контрольной работе имеет большое значение.
— Каковы результаты первых проверок? Как выглядит ситуация с постановкой дел по управлению финансами на местах?
— Пока я бы поставил организации дел, именно с точки зрения финансовой дисциплины, твердую тройку. У нас по результатам проверок возбуждены уголовные дела, есть материалы, которые переданы в прокуратуру, ФАС, в дисциплинарном порядке много кого наказали. Но считаю, что в скором времени нам удастся выстроить такую систему, когда наши коллеги, которые отвечают за финансовую дисциплину, будут осознавать неотвратимость наказания, тогда и нам, и им станет легче работать.
— Вы возглавляли Управление Федерального казначейства по Москве, то есть вы бывший контролер. Сейчас вы боитесь внешнего (по отношению к вам) контроля? Или знаете, что застрахованы от ошибок?
— А вы боитесь сдавать кровь на анализы? В детстве, наверное, боялись — не понимали, зачем это нужно, знали, что будет больно. Сейчас вы понимаете, что это необходимо, вы делаете это для своего здоровья. Любая проверка — это всегда сложно, больно, это отвлечение ресурсов, это постоянно возникающие вопросы, сложности. Но я абсолютно четко понимаю, что, чем больше нас проверяют, тем легче нам будет жить в дальнейшем. Нам помогают выявлять те проблемы, о которых мы сами не догадывались, не видели, не осознавали. Это сложно, но это реальная необходимость
