Проблема деофшоризации с начала 2014 года находится в центре внимания исполнительной и законодательной ветвей власти. О шагах, предпринимаемых в этом направлении, рассказал директор Департамента налоговой и таможенно-тарифной политики Минфина России Илья Вячеславович ТРУНИН.
— Илья Вячеславович, напомните ключевые моменты законопроекта о деофшоризации российской экономики в понимании Минфина России. В чем заключается его идеология?
— Мы подготовили законопроект в рамках поручения президента. Он направлен на внедрение в российское законодательство современных институтов налогового права, которые существуют во многих странах и должны совершенствоваться с учетом последних решений «Группы двадцати». В 2013 году «большой двадцаткой» под председательством России был одобрен ряд мер по противодействию размыванию налоговой базы и выводу прибыли из-под налогообложения. Одним из ключевых пунктов плана является доработка современных подходов к налогообложению прибыли контролируемых иностранных компаний.
Речь идет о случаях, когда налоговые резиденты страны располагают бизнесом, который оформлен либо в виде юридического лица, либо в виде иных структур — трастов, фондов и прочих образований — в другой юрисдикции, где, как правило, установлены пониженные ставки налогообложения или доходы вовсе освобождены от налогов. Именно там концентрируются доходы, получаемые по всему миру, и, соответственно, налоговая база. В мире существует развитая сеть соглашений об избежании двойного налогообложения, имеющих приоритет над нормами внутреннего законодательства. При определенной комбинации положений таких соглашений возможен вывод доходов не только из России, но и из других стран в юрисдикции с пониженными налоговыми ставками. В результате происходит откладывание налоговых платежей до распределения прибыли в пользу контролирующего лица, то есть на бесконечный период времени, реинвестирование прибыли. Наш проект направлен на налогообложение такого рода доходов.— Есть ли статистика на эту тему?
— Статистики нет. Администрирование иностранных компаний достаточно сложное. Действие наших законов не распространяется за рубеж, и мы не можем применять меры принуждения, лишь опираемся на информацию, которая имеется в нашем распоряжении. Поэтому без развития институтов международного обмена информацией система работать не будет. В 2011 году Россия присоединилась к конвенции Совета Европы об административной помощи в налоговых вопросах, которую подписали уже около 70 стран. Она подразумевает единый многосторонний подход к обмену информацией. Ее участники обязаны отвечать на запросы и предоставлять сведения компетентным органам других государств. Кроме того, у нас около 80 двусторонних соглашений об избежании двойного налогообложения, и в каждом из них есть статья об обмене информацией.
Для нас очень ценно то, что участниками конвенции являются те юрисдикции, с которыми нет соглашений об избежании двойного налогообложения. Это некоторые острова Карибского моря и прочие коронные территории Великобритании, а также некоторые другие государства, получить у которых информацию было бы крайне интересно. Правительство России одобрило внесение законопроекта о ратификации конвенции в парламент, и как только она вступит в силу, мы получим инструмент, благодаря которому, с точки зрения российского налогового суверенитета, будем более эффективно применять наше налоговое законодательство.
Налоговый кодекс гласит, что при выплате дивидендов из России надо удерживать из доходов иностранного лица налог по ставке 15 процентов, при выплате процентов — по ставке 20 процентов, при прочих доходах от источников в России — тоже 20 процентов. Однако если выплаты идут резидентам тех стран, с которыми заключены соглашения, ставки снижаются до нуля. И зачастую выплаты структурируются таким образом, что, формально направляясь в ту страну, с которой есть соглашение, — например, Великобританию, Ирландию, Люксембург, — деньги затем путешествуют по странам с низкой налоговой юрисдикцией, с которыми у них тоже есть соглашения.
Мы предлагаем установить норму, по которой эти льготы можно будет применять только в случаях, когда лицо, претендующее на их получение по соглашению, является конечным бенефициаром дохода. Если доход транзитом переправляется в другую юрисдикцию, мы предлагаем воспользоваться своим правом и не применять льготу, поскольку действующие соглашения регулируют вопросы налогообложения только тех лиц, которые относятся к национальным лицам их участников, но не к резидентам третьих стран. Резиденты наших партнеров по соглашению должны будут раскрыться и показать, что они являются фактическими получателями дохода. Если же информацию нам предоставлять не будут, действие соглашений на таких лиц распространяться не должно.
— Какова позиция Минфина в вопросе определения понятия резидента для юридических лиц в тех случаях, когда бизнес фактически управляется из России?
— Наш законопроект предусматривает введение понятия налогового резидентства для корпоративных образований. Мы просто воспользовались существующими международными нормами. Во всех развитых странах резидентство определяется по месту фактического управления организацией или корпорацией. Это совокупность нескольких критериев: наличие только офиса, архивов или ведение бухгалтерского учета не является главным основанием.
Если у нас со страной есть соглашение об избежании двойного налогообложения, то возможность определения резидентства по месту фактического управления предусмотрена в этом соглашении. Если с нашим партнером по этому поводу возникнет спор, есть согласительные процедуры. В случаях, когда соглашения нет, надо будет проводить отдельное исследование и доказывать, что компания, которая объявила себя налоговым резидентом другого государства, на самом деле является российской компанией.
— Кто будет проводить такое исследование?
— ФНС. За взаимосогласительные процедуры отвечает Минфин.
— Физические и юридические лица, которые прямо или косвенно в существенной степени (не менее 10 процентов уставного капитала) владеют иностранным бизнесом, будут обязаны сообщить об этом в налоговые органы. По каким критериям определялась именно такая доля? Тоже исходя из мирового опыта?
— Существует разная практика, и 10 процентов, как в США или Казахстане, — это не универсальный показатель. Но мы выбрали его и посмотрим, как он будет работать.
— А какой бизнес, учрежденный за рубежом, будет интересовать российские власти? Каким может быть принцип отбора налогоплательщиков? Или под действие новых норм автоматически попадут все компании, ведущие дело таким образом?
— Наш принцип — открытость и прозрачность. Он предусматривает обязательное декларирование наличия зарубежных активов. В случаях, если эффективная ставка налогообложения этих активов ниже, чем две трети российской, налог с той прибыли, которая не была распределена в Россию, предлагаем доплатить.
Нас интересуют компании в низконалоговых юрисдикциях, где концентрируется прибыль, специально учрежденные для аккумулирования пассивных доходов, вывода их из России и других стран, где ведется бизнес. И если прибыль выводится, то не важно откуда — из банковского сектора или тяжелого машиностроения.
— Будет ли эффективно решена проблема получения информации о налогоплательщиках? Не выглядят ли туманными такие перспективы в связи с нынешней международной обстановкой?
— Как раз в области обмена налоговой информацией наблюдается единство. Министры финансов «двадцатки» уже этой весной одобрили стандарт автоматического обмена, и мы надеемся, что он будет одобрен на встрече лидеров стран — участниц группы. Подчеркиваю: автоматического обмена, а не по запросу. Если кипрский налоговик или британский регистратор увидит, что какие-то активы или доходы по ряду признаков принадлежат российскому резиденту, он будет обязан уведомить об этом российские налоговые органы.
Конечно, пройдут годы, прежде чем система начнет эффективно функционировать, потому что национальность компании или гражданство физического лица редко связаны с их налоговым резидентством. Только в США граждане автоматически являются налоговыми резидентами независимо от того, где они живут. В других странах применяются разные подходы, основанные либо на времени пребывания в стране, либо на центре жизненных интересов. Компании могут быть зарегистрированы в одной стране, но признаны налоговыми резидентами в другой.
Поэтому для того, чтобы в рамках автоматического обмена российский налоговый орган мог определить, что компания является иностранной, и направить зарубежному партнеру сведения о том, что у нее есть счет и доходы, надо будет как-то выделить ее из множества компаний. Это вопрос и методологии, и технологии. Государств много, и всем надо сообщать информацию. Значительный прогресс по неавтоматическому обмену дает основания полагать, что и в рамках автоматического обмена эффект будет достигнут. Главными агентами автоматического обмена являются банки, и на них возлагается очень серьезное обременение. Именно они должны будут сообщать налоговым органам необходимые сведения.
Международное банковское сообщество указывает на то, что имплементация стандартов автоматического обмена может быть достаточно затратной для банков. Кроме того, она может оказаться затратной и для развивающихся стран. У них нет необходимого объема технологий современного налогового администрирования, да и просто ресурсов для налаживания системы. Это предмет довольно живых дискуссий на уровне «двадцатки». Проблема становится все более и более важной. Если в рамках ОЭСР и «Группы двадцати» есть консенсус о необходимости новых норм, то вопросы их внедрения не выглядят такими простыми. Россия набрала очень серьезный темп в отношении информационных технологий и хорошо прогрессирует в последнее время, а вот развивающиеся страны, да и некоторые страны с переходной экономикой не вполне готовы воспринять новшества. Но, с нашей точки зрения, это не должно являться предлогом для того, чтобы низконалоговые юрисдикции, которые до сих пор эффективно хранили тайну, продолжали делать свое дело.
— Есть ли в распоряжении министерства экспертные оценки возможных последствий данных нововведений с точки зрения повышения собираемости налогов? И с точки зрения экономической эффективности?
— Скажем так: мы не ожидаем существенного роста объема доначислений по итогам проверок, если это законодательство вступит в силу. Такая задача перед нами и не ставилась. Мы ожидаем того же эффекта, который сейчас начинаем наблюдать по трансфертному ценообразованию. Компании и налогоплательщики, которые использовали трансфертные цены, в том числе для вывода прибыли из России и минимизации налоговых платежей, стали действовать аккуратнее. Стали сами корректировать налоговые обязательства, сами заключать соглашения с налоговыми органами. А что такое соглашение с налоговым органом? Это не просто договоренность о том, согласно каким принципам компания будет платить налоги, если у нее есть операции с аффилированным лицом за рубежом. Это еще и раскрытие информации. Вот вам существенный вклад в собираемость налогов. Самые первые итоги работы по международным аспектам трансфертных цен доказывают это.
— В СМИ прозвучало мнение, что бизнес проиграл борьбу за офшоры. Вы согласны с ним?
— Я бы не рассматривал данный вопрос в терминах борьбы или битвы, как и с точки зрения того, кто выиграл или проиграл. Но если под этой борьбой подразумевать битву бизнеса за право минимизировать налоги, за право вести операции, суть которых не раскрывается органам власти, налоговым органам, за право осуществлять непрозрачную деятельность, то да, я сказал бы, что бизнес проиграет — если не сейчас, то в ближайшем будущем.
И для малого бизнеса, и для крупного, и для тех, кто ведет международные операции, и для тех, кто не ведет, должно быть одно поле для игры и одинаковые правила. И нам вместе с нашими зарубежными партнерами необходимо создать ситуацию, при которой будет невозможно пользоваться различиями между странами и недостатками законодательства, чтобы прятать прибыль и скрываться от своих налоговиков. Пока мы своего не добились, но надеюсь, что проблема все же будет решена.
А отвечая на опасения добросовестного бизнеса, хотел бы сказать, что бояться нечего. Если не скрывать доходы в офшорах, то никакого проигрыша не будет. Скорее наша совместная с другими странами работа по противодействию размыванию налоговой базы — это создание равных конкурентных условий для любого бизнеса независимо от того, имеет он возможность действовать через офшоры или нет.
Подготовил А. В. БОРИСОВ
