Заместитель директора Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, заведующий лабораторией анализа и прогнозирования микроэкономических процессов Дмитрий Кувалин объясняет, почему девальвация рубля пока не привела к оживлению производства.
Полное интервью Дмитрия Кувалина опубликовано в апрельском номере журнала «Бюджет».
— Хотелось бы более подробно остановиться на эффекте от девальвации рубля. Почему после кризисов 1998 и 2008–2009 годов мы увидели явное оживление производства, а сейчас ничего подобного не наблюдается? В связи с дефолтом 1998 года часто вспоминают о факторе свободных производственных мощностей, которые тогда удалось довольно быстро задействовать.
— Здесь действительно есть некая загадка. В 1998 году отскок начался буквально через два-три месяца, причем довольно высокими темпами, в 2009 году он произошел чуть позже, через пять — семь месяцев. Сейчас с момента девальвации прошло уже больше года, а мы не видим никакого перелома тенденции. На мой взгляд, основная причина в том, что антикризисные действия правительства в 1998 и 2009 годах оказались в целом более адекватными ситуации, чем нынешние. Что касается свободных производственных мощностей, то они существуют и сейчас. Несколько отраслей, в частности металлургия, химия, транспортное машиностроение, сельское хозяйство, в 2000-е годы серьезно модернизировались. Загляните на любой крупный отечественный металлургический комбинат, и вы увидите новые цеха, современное оборудование, высококачественную продукцию. У этих предприятий есть резервы конкурентоспособных мощностей, вопрос в том, как их загрузить. Пока они наталкиваются на спросовые ограничения, в том числе внутри страны.
Полное интервью Дмитрия Кувалина опубликовано в апрельском номере журнала «Бюджет»
Как подписаться на журнал?
Второй фактор связан с экономической неопределенностью. И в 1998, и в 2009 годах ситуация в российской экономике вскоре после провала стабилизировалась, пусть на новом уровне обменного курса и процентных ставок. Дальше скачков не происходило, и траектория изменений была более или менее понятной для бизнеса. Сейчас такой устойчивости не наблюдается.
Наконец, третий момент. В 2009 году правительство серьезно поборолось за сохранение доходов населения, в результате они почти не сократились, а потребительский спрос стал хорошей подпоркой для экономического роста. Сейчас доходам дали провалиться. Это может быть и хорошо с точки зрения сальдированного финансового результата, о котором я упоминал выше, но зато упал оборот розничной торговли, сократились покупки многих потребительских товаров, товаров длительного пользования, начало падать жилищное строительство. То есть такой подпорки у нас сегодня нет.
Мне кажется, о потребительском спросе и об уровне доходов населения нельзя забывать. В конце концов, доходы — это еще и важнейший рычаг, позволяющий повышать интенсивность и производительность труда, что тоже важно для экономического роста. Если платить людям низкие зарплаты, они никогда не будут хорошо работать — это железное правило экономики.
— Вы упомянули о производительности труда. Часто говорят, что в России она крайне низкая и что в последние годы рост зарплат существенно ее опережал.
— Это неоднозначная проблема. Во-первых, в 90-е годы резко сократились объемы производства, а численность занятых уменьшилась не так сильно — отсюда и падение производительности. Во-вторых, часто забывают, что номинально производительность труда в нашей экономике быстро росла в 2000-е годы: ее прирост составлял три — пять процентов в год (пусть он и был неравномерным по секторам).
Теперь что касается популярного утверждения о том, что производительность труда должна расти быстрее, чем зарплаты. Это неправильно даже с теоретической точки зрения. Корректный анализ динамических рядов показывает, что они растут примерно одним темпом, причем на довольно длительных отрезках — до нескольких десятилетий — зарплата вполне может расти быстрее. В этом нет ничего ненормального, особенно если учесть, что в 90-е годы зарплаты были очень низкими — в этом смысле их рост в 2000-е годы можно рассматривать как своего рода отдачу долгов. И, повторюсь, если вы платите человеку высокую зарплату, у вас гораздо больше оснований предъявлять к нему высокие требования как к работнику. При этом бизнес, сталкивающийся с необходимостью компенсировать издержки на высокую оплату труда, получает стимул к внедрению новых трудосберегающих технологий. Это хорошо работающий механизм.
— Какие отрасли сумели извлечь выгоду от санкционной войны между Россией и странами Запада? Поначалу считалось, что открываются неплохие возможности для импортозамещения…
— Эти возможности действительно открылись. Другое дело, что моментально ими воспользоваться невозможно. Первыми это сделали отрасли с относительно коротким циклом оборота капитала, прежде всего сельское хозяйство и пищевая промышленность. По данным Росстата за январь 2016 года, производство мяса выросло по отношению к январю 2015 года на 12 процентов, переработка и консервирование картофеля, фруктов и овощей — почти на 22 процента. Эти сектора уже начали выигрывать и от контрсанкций, и от девальвации рубля. В числе выигравших по всем признакам находится и химическая промышленность. Она одна из немногих показала прирост по итогам прошлого года, и в январе эта тенденция продолжилась. Здесь на эффект девальвации наложился и эффект модернизации производственных мощностей — отрасль успела провести ее до кризиса. Сейчас продукция российской химической промышленности объективно более конкурентоспособна как на внутреннем, так и на внешнем рынке.
Металлурги, как мы говорили, тоже успели модернизироваться, но им помешало падение мировых цен на металлы. По факту они сработали в минус, хотя если бы не обновление производств, этот минус оказался бы еще больше. Кое-кто из производителей оборудования тоже успел воспользоваться падением курса рубля и санкциями против России, в частности производители оборудования для нефтяной и газовой промышленности. В основном по другим причинам, но и из-за санкций тоже, выиграли предприятия ВПК. Когда мы стали отказываться от закупок вооружений за рубежом, заказы были переразмещены на отечественных предприятиях.
Думаю, если санкции и контрсанкции продержатся еще какое-то время, то постепенно подтянутся и смежные отрасли, у которых цикл оборота капитала подольше. Им нужно вначале вложиться, затем ждать два-три года, пока в результате этих инвестиций расширятся масштабы производства, затем продукцию начнут покупать, и только тогда в статистике отразится их рост. Речь идет прежде всего о производителях потребительских товаров длительного пользования. Я не исключаю, что в итоге от эффекта девальвации выиграет даже наша легкая промышленность. Но пока, за исключением сельского хозяйства, пищевой и химической промышленности, мы видим лишь отдельные точки роста. Почти в любой отрасли есть выигравшие предприятия, но фронтального характера этот рост и в целом импортозамещение пока не имеют.
