Известный теоретик стратегии и практик стратегирования, создатель теории глобального формирующегося рынка академик Владимир Львович КВИНТ, возглавляющий кафедру финансовой стратегии Московской школы экономики и руководитель центра стратегических исследований МГУ имени М. В. Ломоносова, поделился своими мыслями о стратегии России.
— Владимир Львович, как вы оцениваете общую ситуацию со стратегированием в России?
— В 1999-–2000 годах в России, наконец, поняли, что кроме перспективного планирования нужно заниматься стратегией. После этого началась более- или менее систематическая разработка отраслевых, а затем и региональных документов. Однако сами разработчики даже на понятийном уровне не знали, что такое стратегия, стратегическое планирование, стратегическое управление. В результате эти термины с разным теоретическим и практическим содержанием стали использоваться как синонимы. Такая же ситуация с приоритетами, целями и задачами, которые сущностно и принципиально не синонимы в стратегировании. Следствием такой неграмотности становились документы, которые непригодны к реализации. На разработку стратегий тратятся огромные деньги и усилия. Создаются десятки комиссий, но они разрабатывают в основном макулатуру (за исключением нескольких неплохих стратегий), которую никто не использует.
Следующая проблема заключается в том, что в России стратегия и концепция тоже воспринимаются как синонимы. Между тем, в отличие от концепции, стратегия должна быть обеспечена ресурсами для реализации каждой задачи (подчеркну: не приоритетов и целей, а именно задач). Нет ресурсов — значит, нет стратегии, есть только набор добрых пожеланий. О Стратегии-2020 так быстро забыли как раз потому, что в ней не было ресурсов. Например, там было записано: «обеспечить Обеспечить ожидаемую продолжительность жизни на уровне 75 лет». Но не было обоснования, почему именно 75, а не 77 или 68. Не было предусмотрено соответствующее этой задаче выделение средств на улучшение экологии, медицинское оборудование, фармацевтику, новые клиники, подготовку врачей.
Стратегия должна начинаться с изучения ценностей населения, регионов, страны, общегосударственных интересов, а также интересов регионов и отраслей. Для реализации этих интересов разрабатываются приоритеты, а под них — цели. И уже затем формулируются задачи, которые еще нужно обеспечить ресурсами. Принцип такой: сколько целей — столько целевых программ, интегрирующих ресурсообеспеченные задачи. В России никто этого не знает, а потому системной работы нет.
— Где работают стратеги, которых выпускает ваша кафедра?
— Всего мы выпустили 309 стратегов. Сейчас обучение продолжается, мы набрали еще 37 человек. Но это — на всю страну. Кое-кто работает в администрации президента, в министерствах. Однако большинство, еще не закончив вуз, уже оказываются набраны в корпорации. Там понимают: чтобы сохранить и преумножить деньги, чтобы быть первым на рынке и в правильных нишах, нужно иметь соответствующие знания. Поэтому наши выпускники на вес золота.
— В 2012 году в интервью нашему журналу вы говорили, что в России не сложилась национальная методология стратегирования. Продвинулись ли мы как-то с тех пор?
— Определенное продвижение есть. Пришло осознание, что нужно создать общую методологию и сделать разработку стратегий обязательной. В результате в 2014 году в муках родился закон Закон «О стратегическом планировании». В нем есть и внутренние противоречия, но заложена и система стратегии, в частности, он говорит о необходимости разработки стратегии пространственного развития России. Но в том же 2014 году Министерство регионального развития, которое лидировало в разработке закона, было ликвидировано, и работа по многим разделам остановилась. Лишь недавно президент поручил возобновить эту деятельность. То есть какой-то сдвиг есть, но единой методологии так и не появилось, и даже не свободный от недостатков, но полезный закон Закон «О стратегическом планировании» не реализуется.
Одна из важных проблем — параллельное существование разных горизонтов стратегирования. Как это ни абсурдно, в стране одновременно действуют общегосударственная стратегия, а также ряд отраслевых и региональных стратегий с разными сроками — до 2020, до 2025, до 2030 и 2035 годов. По-хорошему, все они должны быть между собой объединены, ведь они действуют в едином экономическом пространстве. Когда стратегии имеют разные горизонты, когда они не связаны между собой ресурсами, они становятся опасными.
Что касается подготовки стратегов, то она по-прежнему остается самой острой проблемой. Наша кафедра, по сути, единственная в стране, хотя сейчас появилась кафедра в Северо-Западном институте управления РАНХИГС в Петербурге. Зато крупные предприятия стали уделять большое внимание обучению своих специалистов стратегированию. Например, у меня не так давно проходило обучение руководство Новолипецкого металлургического комбината, «Ингосстраха», читаю краткие курсы лекций в Высшей школе корпоративного управления РАНХИГС.
— Может быть, мы поспешили, обязав все уровни власти заниматься стратегированием? Возможно, стоило исходить из потребностей самих регионов и городов?
— В свое время я сам задавался этим вопросом. По сути, существовала дилемма: или поддерживать подготовку закона со всеми его недостатками, который обяжет людей работать, и они, может быть, через одну стратегическую генерацию плохих документов начнут работать правильно. Или же сначала учить стратегированию, но тогда страна какое-то время будет жить вообще без стратегических ориентиров. Минрегион России и Минэкономразвития, Администрация администрация Президента тогда выбрали первый путь.
— Сейчас есть примеры хороших региональных стратегий?
— Существует стратегия, разработанная по правильной методологии и с учетом всех требований теории, — Стратегия экономического и социального развития Санкт-Петербурга до 2030 года. Ее инициатором и лидером с самого начала выступил губернатор Г. С. Полтавченко. Я выступил в роли научного консультанта и в какой-то степени методологического руководителя, а в работе над стратегией участвовали крупные экономисты академики А. Г. Аганбегян, В. В. Окрепилов, В. Л. Макаров, В. В. Ивантер. В 2014 году стратегия была утверждена постановлением правительства Правительства Санкт-Петербурга и с тех пор последовательно реализуется. В составе правительства города создан целый комитет по экономической политике и стратегическому планированию, который возглавляет Е. В. Ульянова и который в ежедневной работе занимается мониторингом реализацией реализации этого документа.
Важно, что все участники процесса, включая губернатора, его заместителей и руководителей департаментов петербургского правительства, предварительно прошли соответствующее обучение. То есть у них есть общее понимание стратегирования и общий язык. То же самое нужно делать во всех регионах и ведомствах, но, к сожалению, пока этого не происходит.
— Национальная или региональная стратегия должна быть как-то вписана в политический цикл? То есть это лидерский документ, или стратегия продолжает жить и после того, как лидер сменился?
— Стратегия — это долгосрочный документ. Когда она принимается, текущий лидер опирается не на свои желания, а на грамотные, хорошо обоснованные разработки. Смена лидера выступает в роли так называемого триггера — спускового крючка для старта этапа пересмотра и обновления стратегии. Задача нового лидера — оценить, по-прежнему ли актуальны ранее выбранные приоритеты, а также соответствующие целевые программы, есть ли ресурсы на их реализацию, — ведь обеспеченность ресурсами тоже меняется.
Смена лидера, тем не менее, должна обеспечивать преемственность стратегии. Китай разработал свою 100-летнюю стратегию под руководством Дэн Сяопина, и ее последовательная реализация (с необходимыми уточнениями и корректировками) идет с 1976 года. За это время в Китае сменилось три поколения лидеров!
— Вы сказали, что плохие или несогласованные стратегии могут быть опасными. Почему?
— Их реализация может завести страну или регион, корпорацию в болото, потому что куча денег будет вложена в неправильные приоритеты, в то, что не имеет конкурентных преимуществ. Карл фон Клаузевиц сказал о Фридрихе Великом: «…. Больше всего нас должна восхищать принципиальность короля, который, имея ограниченные средства, преследовал великую цель, не предприняв ничего, что было бы за пределами его сил, и сделав достаточно, чтобы достичь этой цели». В итоге Фридрих II увеличил территорию страны в два раза, поднял уровень жизни, создал национальную академию и так далее. Иными словами, делал то, что его видение позволяло понимать как национальный приоритет, и концентрировал ресурсы именно на этом.
Когда вы хотите все и сразу, вы распыляете ресурсы и не достигаете ничего. Еще опаснее — разработать стратегию и сконцентрировать ресурсы на неправильном приоритете. Тогда вы бежите не в ту сторону.
— Сейчас в России началась разработка Стратегии-2035. В других странах вообще есть подобные документы? Насколько можно судить из сообщений СМИ, за рубежом в основном обсуждают отдельно оборонные, экологические, научно-технические стратегии.
— Если брать крупнейшие страны, самая системная стратегия в Китае. Сейчас они официально разрабатывают 200-летнюю стратегию. Что касается США, то там на государственном уровне более 130 разных стратегий — отраслевых, общенациональных и региональных. Главная проблема стратегирования в США — двухпартийная система. Как только к власти приходит другая партия, преемственность разработанной стратегии резко снижается. Однако крупные стратегии общенационального масштаба продолжают реализовываться.
Что касается других стран, то, например, долгие годы реализуются стратегии в Сингапуре, Швеции, на Тайване. А Южная Корея — единственное государство в мире, которое ликвидировало министерство Министерство экономики еще в 2008 году и, объединив его с министерством Министерством планирования и бюджета, создало министерство Министерство стратегии и финансов. В Турции существует стратегия развития высших учебных заведений. В результате за пять лет в этой стране было создано 60 качественных университетов. Это очень серьезный показатель. После кризиса 1997 года, который тяжело дался Турции, они начали разработку антикризисной стратегии, так что финансовый кризис 2008-–2009 годов они прошли относительно легко. Это только несколько примеров.
— Опять-таки, в свете разработки новой общенациональной стратегии России — какие новые глобальные факторы (экономические, военные) в ней необходимо будет учесть?
— У страны стало меньше ресурсов. А при сокращении ресурсов приходится еще тщательнее выбирать приоритеты — не важно, военные они или гражданские. Причем эти приоритеты должны гарантировать прорыв: нужно выбирать только те из них, которые обеспечены конкурентными преимуществами, те, которые Россия может достичь эффективнее и быстрее, чем конкуренты.
В России имеет хождение нелепый термин — «догоняющая стратегия». Это абсурд, потому что конкурент не будет ждать, пока вы его догоните: , он тоже движется. И если вы решите просто повторять его путь, он всегда будет впереди. Кроме того, вы будете легко предсказуемы, а потому очень уязвимы. Великий Сунь-цзы сказал, что сто раз сразиться и сто раз победить — это не самое лучшее, лучшее всего — выиграть у планов противника. То есть не сражаясь... Если вы разработали догоняющую стратегию, ваш план известен, и вы проиграли, еще не начав.
Президент России Владимир Путин стал часто использовать очень точный для стратега термин: асимметричные стратегии. Их гораздо труднее предсказать, и они предполагают достижение приоритетов быстрее и дешевле — пусть даже конкурент имеет несравнимо большие ресурсы. Тот же Фридрих II имел несравнимо меньше ресурсов, чем его враги, но достиг великих целей именно потому, что выбирал сущностно асимметричные ориентиры. А вот попытки кого-то повторить не ведут к успеху.
Читаю в прессе: нам нужно покупать лучшие технологии. Какой-то короткий период это может работать, но в итоге, как сказал крупнейший экономист современности Эдмунд Фелпс, в наибольшей степени влияют на эффективность экономики только стратегии, реализующие созданные в стране разработки («home-grown innovations»);, то есть рост собственной технологической культуры и появление «технологий национального производства». К слову, уже сейчас можно назвать будущего технологического лидера планеты: это Корея. По числу патентов на 100 тысяч населения она обогнала на 18-–20 лет не Россию, а США. А ведь когда-то Южная Корея представляла собой сельскохозяйственные задворки Северной Кореи!
Нам нужно разрабатывать стратегии только с приоритетами, которые имеют конкурентные преимущества. Иначе мы будем тратить большие деньги на ложные ориентиры. Сегодня в стране 30 процентов убыточных предприятий! Необходимо концентрировать ресурсы не на спасении утопающих, а на том, чтобы обеспечить прорыв и на этой новой платформе создавать новые решения. У нас происходит вульгаризация любого понятия: в мире для реализации региональных стратегий используется термин «создание технологических платформ». Когда-то это было донесено до руководства страны, и правительство официально утвердило перечень из 35 платформ. Как обычно, все так и осталось на бумаге. Смысл платформ в том, чтобы сбалансировать производственные технологии разных предприятий на определенной территории способом, обеспечивающим достижение некоего приоритета — городского, регионального или национального. Этого как раз и не происходит: кооперация очень плохая, потому что отсутствует интегрирующая стратегия.
— Говоря о стратегии, вы часто ссылаетесь на военных стратегов прошлого. Сохраняется ли какая-то преемственность в теории стратегии по отношению именно к военной стратегии?
— Начну с того, что два великих стратега, которые создали первые «ручейки» теории стратегии, — Генрих Жомени и Карл фон Клаузевиц, писали свои работы в Санкт-Петербурге. Причем первая работа Жомени была опубликована в 1817 году, то есть в следующем году будет 200-летие! Мы нашли эту работу и сейчас готовим ее юбилейное издание. На второй странице этой книги написано: «Издано по высочайшему повелению», то есть Александр I сразу понял ее значение. Показательно и печально, что за 200 лет библиотечный экземпляр книги прочитали всего 10 человек, причем трое последних — это два моих ученика и я.
Вообще, стратегия как наука, конечно же, начала складываться в военной сфере. Она появилась 200 лет назад, а спустя примерно 30 лет начала развиваться в сфере бизнеса. И уже затем на более высоком уровне она вернулась в государственное управление. В применении теории военной стратегии лидерами были Наполеон и школа российского генерального штаба, который был создан как раз по рекомендации Жомени (он стал первым начальником Академии генштаба, хотя всю войну до 1813 года находился на стороне Наполеона). Вообще Жомени был советником пяти императоров: Наполеона, Александра I, Николая I, Александра II и, наконец, Наполеона III. Уникальной биографии человек: в России его высочайшим образом оценили, сделали полным генералом и кавалером всех высших наград Российской империи, включая орден Андрея Первозванного. К сожалению, сегодня об этом мало кто помнит...
Подготовил М. А. ЦУЦИЕВ
